явлением но в утрене прибавляет: кисли родные не были между
собою в ссор то
жили чрезвычайно честно 39. Подыскать Саб в невесты девушку которая была бы
любознательна охотнилд читать оказывалось
начти невозможным стр. 37 и т. д. Не буду приводить других
выдержек; указанных мною мест
достаточно для того чтоб видть как мрачно изображает г. Чечулин нравы
провннцального
общества первой половины века.
Но когда же однако нравы эти был лучше Автор исслдозаня о
русское
провинциальном обществ сам говорит об ухудшении произошедшим в восьмидесятых
годах. Остается стало быть
только тридцать Тл; но и это число необходимо сократить: благотворное изм-
нене автор замечает в
провинции лишь посл. манифеста 1762 года о вольности дворянства. В провинцию
тогда поохали люди еще не старые насмотрвшеся петербургской жизни привыкшее к
нейл 57. Если вспомнить что по
словам самого г. Чечулина порча шла Ии столицы то мудрено будет согласиться с
ним
что водворена в провинпи дворян служивших в столиц составляет в истории наших
прав
благотворное явлено. Еслибы автор принял во внимзне что воспитавшееся в
столицах дворяне часто были люди во многих отношснях испорченные что их
деятельность в провинциальных городах и по деревням развертывалась на почв крпо-
стного права то он не
произнес бы фразы: трудно сказать откуда и как возникла эта порча что вызвало
ел 92. Впрочем г. Чечулину пришлось сеГчас же прибавить:
несомненно что многое дурное шло с самого верху из аристократии из
столицы; так упомянутые
случаи фаворитизма явились в провннци в непосредственной связи с появлепем там
лиц аристократи наместников губернаторов. Таким образом г. Чечулин
подтверждает
один из наиболе мрачных моих выводов: двор и высшее Суслове
оказывали вью прошлом
1 На стр. 86 г. Чечулин говорит: в
первое врежя царствования Екатерины видим действительно как будто кеньге
взяточничестаа и других езпорядков в длопрокзводств 11; но всвор ату опять
слеживается и взятка по прежнему
дается необходимою; честный секретарь когда таковой встрчается кажется рдкик
явлением чуть не чудом.
Ничего боде мрачного я не говорил в своей книг.