Стиве решения шведского крестьянского сословия. Напрасно в некоторых местах
себя льстят, что эта шведская война еще не так близка: мы здесь, находясь
меньше чем в 150 верстах от шведской границы, лучше о том рассуждать можем».
Так как Франция показывала явно свое недоброжелательство и к королеве
венгерской, то Ланчинский должен был представлять министрам Марии Те-резии о
необходимости скорейшего примирения с Пруссиею, хотя бы и с пожертвованием
чего-нибудь, потому что «при продолжении войны о крепчайшем короля прусского
соединении с Швециею сомневаться не надлежит».
Сильно стал домогаться Ланчинский примирения Марии Терезии с Фридрихом II,
когда получил из Парижа от Кантемира известие, что сорокатысячное французское
войско готово к переходу чрез Рейн для соединения с курфюрстом Баварским и для
нападения вместе с ним на Богемию; он представлял австрийским министрам о
необлагаемой
нужде привлечь в общий союз короля прусского, который так силен, что великий
вес придаст поддерживаемой им стороне; представлял, что надобно спешить этим
делом, чтоб быть в состоянии сопротивляться Франции, Испании и Баварии, которые
хотят разгромить австрийский дом. Министры признавали необходимость примирения
с Пруссиею, но спрашивали, как этого достигнуть, когда Фридрих II так возвысил
свои требования, что без отдачи в вечное владение всей Нижней Силезии с
Бреславлем
не мирится; жаловались на Англию: в Ганновере заключена была конвенция об
обновлении прежних договоров; но что ганноверские министры с трудом построили,
то английские вдруг разорили; король обещал прислать на помощь королеве 6000
гессен-кассельцев
и столько же датчан и не исполнил обещания, а если б исполнил, то теперь
прусского войска уже давно не было б в Силезии; теперь Англия требует, что для
общего блага надобно что-нибудь уступить Фридриху II из Силезии. Польский
король не отказывался начать военные действия с определенного в английской
конвенции
времени; но Англия его удержала, следовательно, то государство, которое должно
было подать пример другим союзникам и поручителям, остановило доброе намерение
всех; а Франция поднимает войну против королевы под предлогом, что королева
вступила в тайные обязательства с Англиею. Королева не может исполнить
требование Англии, т.е. уступить Фридриху II что-нибудь из Силезии, ибо это
было бы противно интересам короля Польского как курфюрста: Саксония стоит
коммерциею и мануфактурами, а король Прусский, как скоро получит часть Силезии,
тотчас причинит немалый вред саксонской торговле и промышленности.
«Здешнее смущение велико, – писал Ланчинский, – с горя говорят, что если
поручители за прагматическую санкцию оставят королеву без помощи, то принуждена
будет разделываться с тою стороною, где будет меньше потери, потому что
утопающий и за бритву хватается; потом всякий свою очередь иметь будет,
особенно Ганновер, а нам против Пруссии, Франции, Испании и Баварии одним
стоять нельзя и ждать, чтоб баварец, вступив в Богемию, короновался там.
Министры
говорят, что если б французская война против королевы была так же неверна, как
и нападение шведов на Россию, то здешний двор в утеснении своем от прусского
короля имел бы отраду».
Двор и министры иностранные находились все это время в Пресбурге. Когда в
сентябре Ланчинский известил Марию Терезою, что Швеция объявила войну России,
то королева отвечала: «Верю и надеюсь, что бог постыдит неприятеля,
несправедливо нападающего». Потом, пожав плечами, продолжала: «Я сама нахожусь
в таком же положении и без средств к сопротивлению; на меня нападают со всех
сторон, и неприятель уже проник в сердце моих владений и грозит крайнею
погибелью, а помощи ниоткуда не ожидаю. Однако у России собрано более 100000
войска, могла бы и мне сколько-нибудь на помощь уделить; шведы все русские силы
на сухом пути занять не в состоянии, а действовать морем уже время прошло.
Королю Прусскому Нижняя Силезия уже предложена, но недоволен: требует Верхней,
и притом хочет оставаться нейтральным. Баварцы уже взяли Линец, Вене грозит
осада: я остаюсь здесь, надеясь на верность моих венгерцев. Буду принимать
крайние
меры, предавшись на волю божию. Донесите, что я больше всего надеялась и еще
надеюсь на близкое родство и союз вашего государя».
Мы видели, что в конце 1740 года в Петербурге хотели подождать и заключением
союзного договора с Пруссиею, и вспоможением Австрии. Прусский министр Подевильс
писал своему королю: «Россия, без сомнения, заступится за Австрию, сделает
диверсию в Пруссию; 40 эскадронов будут ли в состоянии прикрыть страну? не
надобно ли прибавить к ним пехоты?» «Piano», – отвечал король: он уже
распорядился, чтоб никакой диверсии не было. Фридрих прислал в Петербург
хлопотать о союзе родственника Минихов Винтерфельда, подарил жене Миниха
перстень в 6000 рублей, сыну 15000 талеров и имение в Бранденбурге; прусская
королева прислала Юлии Менгден