портрет свой, осыпанный бриллиантами. Но понятно, что враги Миниха, которые
под ним подкапывались, обвиняли его в приверженности к Фридриху II, вредной для
России и для Европы; это обвинение было очень важно в глазах принца Антона и
его жены, которые были за Австрию. Между правительницею и первым министром были
сильные столкновения из-за Пруссии и Австрии. «Вы всегда за прусского короля! –
сказала с сердцем Анна Леопольдовна Миниху. – Я уверена, что как только мы
двинем войска, то прусский король отзовет свои из Силезии». В феврале 1741 года
английский посланник Финчу имел разговор с принцем Антоном, который сказал ему,
что прусский король употребляет в свою пользу сильные средства: предложил
правительнице наследство Мекленбурга после отца и дяди ее, ему, принцу, –
Курляндию, но что эти предложения не произвели на них никакого впечатления; но
Миних совершенно на стороне Пруссии. Прусский посланник Мардефельд предлагал
100000 крон Геннингеру, бывшему учителю правительницы, думая, что он имеет
сильное влияние на ученицу; но тот отказался и тотчас объявил правительнице об
этом предложении. Несмотря на то, Миних осилил: союз с Пруссиею был заключен.
От 20 января Ракель доносил из Берлина, что король изъявил ему свое
удовольствие о заключении договора между Россиею и Пруссиею и обнадежил, что
если шведы предпримут что-нибудь против России, то он, несмотря на силезскую
войну, как верный и истинный союзник, будет помогать России. Относительно
Курляндии Фридрих II обещал действовать заодно с Россиею и поддерживать ее
требование в Польше и при саксонском дворе; обещал ходатайствовать на имперском
сейме, чтоб Священная Римская империя признала другую империю. Всероссийскую,
признав за русским государем императорский титул. Но заключение оборонительного
союза с Пруссией ставило русское правительство в затруднительное положение: у
него существовал издавна такой же союз с Австриею, на которую напал Фридрих II
и которую, следовательно, она должна была защищать от него; Россия должна была
делать новому союзнику неприятное для него представление, чтоб он удержался от
нападения на другого ее союзника. Раклю послан был 28 февраля рескрипт: «Можете
вы его королевскому величеству о нашем истинном высокопочитании к дружбе оного
засвидетельствовать и обнадежить, что представления, кои мы ему о наступлении
на герцогство Шлезинское учинить необходимо принуждены были, подлинно от
верного, сущего и благого сердца произошли и нам ничего радостнее не было б,
как чтоб его королевское величество склонным вступлением усильному нашему
прошению
нас в состояние привесить изволил, ему при всех случаях в действе самом
показать, коль высоко мы дружбу оного почитаем и коль зело мы в других случаях
интересы оного по лучшей возможности поспешествовать склонны будем». В другом
циркулярном рескрипте излагались побуждения, заставившие заключить союз с
Пруссиею: «Ныне владеющее его королевское величество прусское тотчас по
преставлении короля отца своего о возобновлении между обоими дворами
оборонительного союза желание свое объявил и у вселюбезнейшей государыни бабки
нашей домогаться велел, на которое возобновление от ее величества со всякою
склонности
потуплено и еще при жизни ее совсем на мере поставлено, но за приключившимся
вскоре преставлением ее величества совершенно заключено быть не могло. Его
королевское величество потом и у нас сие свое желание повторить повелел, и мы
на такое возобновление столь вящею готовностью поступили, понеже: 1) весьма
непристойно было одной державе, которая нашей дружбы и союза искала, в том в
самом начале нашего государствования отказать; 2) сей союз просто
оборонительный и никому к предосуждению не касается; 3) собственное наше
истинное желание есть с королем прусским и бранденбургским домом ненарушимую
добрую
дружбу содержать; да сверх того, 4) справедливо уповать имели, что чрез
возобновление сего союза при нынешних случаях в Европе генеральный покой еще
столь наипаче утвердиться может. И хотя при самом совершении сего дела
ведомость получена, коим образом король прусский намерение взял военною рукою в
Шлезию вступить, о чем до того времени ни малейшее известие не имелось, однако
ж и затем заключение оного остановить тем наипаче не заблагорассудили, понеже
сей союз прежним с другими державами нашим обязательствам ни в чем силу не
отнимает и мы еще надеяться могли, что наши доброжелательные королю прусскому
чинимые представления для отвращения оного от такого дальновидного намерения
чрез то тем вящее действительны быть могут, когда его величество усмотрит, что
мы в прочем в совершенном добром согласии и соединении с ним быть истинно
желаем».
От того ж числа был отправлен Раклю другой рескрипт, в котором говорилось:
«О нашем с королем прусским возобновленном трактате мы уведомились, что об оном
не токмо разным чужестранным министрам в Берлине открыто, но и многим дворам
формальные нотификации о том