стрелян, и Леси велел жестоко штурмовать город, против которого действовали
только что отнятые у шведов пушки. Через час осаждающие были в палисадах, и
вслед за тем русские знамена уже развевались на валу. Командовавший шведским
корпусом генерал Врангель попался в плен с семью штаб-офицерами и 1250
рядовыми. Победителям досталось также 13 пушек с запасами, 2000 лошадей, а «те
солдаты, которые штурмом в город вошли, равномерное знатное число добычи
деньгами золотыми и серебряными, разною серебряною посудою, платьем, провиантом
и иными разными вещами получили». Русские потеряли убитыми генерал-майора
Укскуля,
троих штаб– и одиннадцать обер-офицеров и с небольшим 500 человек рядовых.
Это было единственное значительное дело в кампании 1741 года; победители
ограничились мелкою войною; Леси и Скейт возвратились в Петербург, где шли
совещания о мерах на случай, если шведский главнокомандующий Левенгаупт
предпримет зимою наступательное движение. О состоянии провиантской части в это
время может дать нам понятие следующее известие. В октябре 1741 года
генерал-прокурор дал Сенату предложение, что по указу Петра Великого велено
было учредить в Петербурге и других остзейских местах запасные магазины, кроме
того, на полевые и гарнизонные полки заготовлялось к наличному еще на год и
восемь месяцев, почему такой нужды, какая теперь состоит в провианте, никогда
не было. В 1731 году было положено провианта содержать меньше, как видно,
вследствие тогдашнего мирного времени; а так как известно, какая при настоящем
военном времени нужда в провианте и фураже, то прав. Сенату предлагается иметь
рассуждение, в которых магазинах по сколько надобно держать провианта. По указу
Петра Великого велено учредить должность генерального эконома, который должен
был везде заботиться о хлебных запасах, чтоб в неурожайные годы народ голоду не
терпел, причем взять иностранные уставы и прибавить своего. В указе 1736 года
написано: генерал-провиантмейстер должен стараться о заготовлении провианта и
фуража на армейские и гарнизонные полки и в запасные магазины и для отвращения
казенного убытка заготовлять провиант в магазины у помещиков и крестьян, а не у
подрядчиков, смотря по дешевизне, хотя б и лишнее было и нужды в тот год не
было; но такого генерал-провиантмейстера и до сих пор нет; при армии
генерал-провиантмейстер был, но он исполнял только то, что ему от генерал-
кригскомиссара
приказывалось; а с ноября 1740 года и никакого генерал-провиантмейстера нет. В
сентябре 1740 года генерал-прокурор предлагал Сенату, не лучше ли в магазинах
держать рожь, а муки только для внезапных расходов понемногу, ибо солдатам
лучше раздавать свежий хлеб, а мука через год или два получает затхлость и
горечь, для молотьбы же содержать мельницы и ручные жернова, сверх того можно
молоть и на частных мельницах, но и этому предложению до сих пор рассуждения
еще не было.
Как скоро Швеция объявила войну, то, разумеется, первым делом русского
правительства было обратиться к союзнику, который обязан был помогать России
против нападающей державы и давал такие торжественные обещания, что поможет
непременно. 16 августа был изготовлен в Петербурге рескрипт Ракелю в Берлин с
известием о шведской войне и с указом, чтоб ехал в Силезию к Фридриху II и
требовал помощи в силу заключенного недавно оборонительного союза. В ПостСкрипте
к этому указу говорилось: «Хотя нельзя надеяться, чтоб король прусский
склонился дать нам союзническую помощь, однако мы рассудили ее потребовать на
следующих основаниях: 1) если б мы этого не сделали, то король мог принять дело
так, что мы от союза наперед отступили; 2) требование наше может некоторым
образом способствовать к тому, чтоб Пруссия не вступала в дальнейшие сближения
с Швециею; 3) король не может объявить достаточно важной причины к отказу нам в
помощи, ибо хотя мы старались отвратить его от силезского предприятия сильными
увещаниями, однако против него по сие время не действовали».
По прибытии в Бреславль Ракель прежде всего имел разговор с министром
Подевильсом
о договоре, заключенном между Пруссиею, Франциею и Бавариею против Австрии.
Ракель
заметил, что, конечно, новое обязательство Пруссии с Франциею не повредит
обязательствам Пруссии с Россиею. Подевильс стал обнадеживать его честью, что в
договоре с Франциею ни одним словом не упомянуто о шведах, тем менее
непосредственно
с ними что-либо заключено. «Я знаю, – говорил Подевильс, – что носятся разные
слухи; утверждают, будто наш король шведам деньги дал; но я желаю, чтоб тот
талер, который дан шведам, сгорел в моей душе. Вы можете смело обнадежить свой
двор, что король наш предпочитает дружбу с Россиею всем прочим, будет постоянно
и свято ее сохранять и с шведами ни в какой союз без ведома и соизволения
России не вступит». 22 октября Ракель имел аудиенцию у Фридриха II в лагере.
Король принял его очень милостиво, признал объявление войны шведами
насильственным и неправедным, признал и обязанности свои в силу
