Галушкин не переставал остерегать свой двор насчет враждебных намерений
Надира. Резидент следовал за шахом в поход против лезгинцев больной,
претерпевал крайнюю нужду. Однажды в августе месяце, разговаривая с афганским
предводителем, Надир вдруг стал Кричать: «Персия скверная, достойна ли ты
такого великого государя иметь? Един бог на небе, а мы единый государь на
земле, ибо ни один монарх на свете о нас без внутреннего страха слышать не
может. Если бы теперь саблю нашу на Россию обратили, то легко бы могли
завоевать это государство; но оставляем его в покое по той причине, что нам от
этого завоевания пользы не будет: во всей России больше казны расходится, чем
сбирается, о чем я подлинно знаю; следовательно, надобно такого государства
искать, где бы нам была прибыль». Галушкин был тем более раздражен этою
выходкою, что питал глубокое презрение к персидскому войску, составленному из
всякой сволочи, не имевшей никакого понятия о военном деле. Слух о движении
русских полков к Кизляру заставил Надира приутихнуть; точно так же остыла у
него охота к войне с турками, когда последние приняли меры для защиты границ
своих. Поход Надира в Дагестан кончился неудачно: горцы успешно защищались в
своих неприступных убежищах, и шах с большим уроном должен был поспешно
отступить от Аварских гор, плача от досады, произнося хулы на бога. Безвременно
ночью иногда по два и по три раза выходил он из женских шатров в переднюю
палатку и сидел часа по два: тут, кто б ему ни пришел на память, приказывал
звать к себе и казнить; кричал, что счастье начинает от него отступать и потому
произведет последний опыт: или сам пропадет и все свое войско погубит, или
добьется того, что весь Дагестан обратит в пепел, велел собрать вдруг девять
миллионов рублей денег и 25000 войска; наконец, Надир призвал к себе индейского
волшебника, чтоб тот предсказывал ему будущее. По этому поводу Галушкин писал:
«Напрасно он столько труда принимает, потому что и без волшебства знать можно,
что он скорее все свое войско растеряет и сам пропадет, нежели лезгинцев
покорит».
На шаха Надира России можно было так же полагаться, как на Фридриха II:
отношения были одинокие к обоим завоевателям, и восточному, и западному; но
персидский шах по крайней мере сдерживал турок, а прусский король, несмотря на
союзный договор, никого не сдерживал. Но оставался еще союзник, король датский.
Весною 1741 года на осведомление русского посланника Корфа датское
министерство отвечало, что если шведы начнут неприятельские действия против
России, то король не преминет исполнить свои союзнические обязательства,
впрочем, надобно надеяться, что до такой крайности не дойдет. Министр фон Нулин
основывал свои надежды преимущественно на том, что у шведов нет денег и не
знает он в Европе такой казны, которая была бы к их услугам; делают же
вооружения шведы в угоду некоторым державам, чтоб удержать Россию от падания
помощи венгерской королеве. Когда же дело доходило до подробнейших изъяснений о
помощи, то Нулин отвечал, что Дания по своим обязательствам и с Швециею не
может ничего начать, прежде чем шведы действительно нападут на Россию и прежде
чем истекут от этого времени назначенные в договоре три Месяца. Из этих слов
Корф заключал, что фон Нулин не столько старается о сохранении тишины на
севере, сколько хочет показать свое усердие французскому двору, и если Швеция
объявит войну России, то к этому понудит ее поведение Дании. Нулин уверял
Корфа, что датский министр при шведском дворе делает последнему уже четвертое
представление против движения войск в Финляндии, а Бестужев из Стокгольма
уверял, что никаких представлений небело сделано. «Я опасаюсь, – писал Корф в
июле, – что здешний двор будет отрицаться от исполнения договоров. Угодничество
французскому двору и зависть к России с некоторого времени довольно вышли наружу
и нет сомнения, что при случае окажутся наделе».
В августе, когда Швеция объявила России войну и русские посланники Корф и
Чернышев потребовали исполнения союзных обязательств, то им отвечали, что
король отправил к своему министру в Стокгольм инструкцию, чтоб он самым
настойчивым образом предложил со стороны Дании добрые услуги для восстановления
мира, и если шведы отклонят эти предложения, то король обнадеживает по
прошествии назначенного срока подать действительную помощь России, к чему
теперь, особенно для вооружения флота, время уже прошло и надобно ограничиться
одними переговорами. В конце сентября посланники доносили, что датский двор
хотя не будет явно помогать шведам, но нимало не склонен также выполнять и
союзнические обязательства с Россиею. Для приличия тянули время, представляя
русским посланникам, что ведутся переговоры с Швециею и в случае неудачного
исхода их король непременно даст помощь России, если в Германии между тем не
произойдет ничего особенного, ибо французы, по последним известиям, намерены
