рать от глада за то одно, что он инженер, что он архитектор, что он ученик Петра Великого. Под образом будто хранения чести, здравия, интереса государства, о! коль бесчисленное множество, коль многие тысячи людей, благочестивых, верных, добросовестных, невинных, бога и государство весьма любящих, тайную похищали, в смрадных узилищах и темницах заключали, гладом морили, пытали, мучили, кровь невинную потоками проливали! Сей их обман народ незнающий помышлял, что они делают сие от крайние верности; а они, таким-то безбожным образом и такою-то завесою покроенные, людей верных истребляли. Кратко сказать: всех людей, добрых, простосердечных, государству доброжелательных и отечеству весьма нужных и потребных под разными претекстами губили, разоряли и вовсе искореняли, а равных себе безбожников, бессовестных грабителей, казны государственная похитителей весьма любили, ублажали, почитали, в ранги великие производили, отчинами и денег многими тысячами жаловали и награждали. Было то воистину, что и говорить стыдно, однако то сущая правда! Придет какой-нибудь человек иностранный, незнаемый (не говорю о честных и знатных персонах, которые по заслугам своим в России всякие чести достойны, но о тех, которые еще в России никогда не бывали и никаких заслуг ей не показали), такого, говорю я, нового гостя, ежели они усмотрят, что он к их совести угоден будет, то хотя бы и не знал ничего, хотя б не умел трех перечесть, но за то одно, что он иноземец, а наипаче, что их совести нравен, минув достойных и заслуженных людей российских, надобно произвести в президенты, в советники, в штампы и жалованье определять многие тысячи. И такой-то совести были оные внутренние враги наши! Такой-то сатанинской верности! Многим казалось, что они верно служат, воюют за церковь Христову, подвизаются за отечество; а они таким образом приводили Россию в бессилие, в нищету и в крайнее разорение. Вспомяните себе только недавно минувшую войну турецкую: сколько они без всякой баталий и сражения старых солдат гладом поморили, сколько в степях жаждою умертвили, да сколько ж сот тысяч церковников и других рекрут перебрали, и все они почти напрасно для одной только их добычи и суетной корысти, головы свои положили; но те все то делали притворно, под образом верности. Многократно заслуги свои представляли, похвалят свою к России верность и доброжелательство, но лгали бессовестно на свою душу; ибо ежели бы они были прямые отечеству доброхоты, так ли бы нарочно людей наших на явную смерть посылали; так ли бы только тенью, только телом здесь, а сердцем и душою вне России пребывали? Такими они сами оказали себя, когда все свои сокровища, все богатство, в России неправдою нажитые, вон из России за море высылали и таимо иные в банки, иные на проценты многие миллионы полагали».

В тот же день и в том же духе в Москве говорил проповедь ректор тамошней академии, архимандрит Заиконоспасского монастыря Кирилл Флоринский. «Все мы, – говорил проповедник, – чрез десятилетие и более нечувственные древеса Бахом, не примечая, Коко созревшее сильное семя Петрово; запамятовали были, коим образом Петр Великий обреете нас подобных древу лесному, крива, суковата, дебела, ожелтелу, неотесанна, ни на каково дело неудобна, своими руками коль в красные статуи переделал, да еще и не бездушные… О пречудная вещь! Возрасте семя Петрово, под его же ветвями нам, россиянам, отраду и прохлаждение давно надлежало было приятии; но мы отягчены всеми наругательствы, страждущее гонами, гонами и мучима, мучима и вяжем, вяжем и уязвлении, отечества и правоверия лишаема, дремлющее, благовонно-лиственного сего не видехом древа. Древо сие человекояды птицы, Остерман и Миних, с своим стадием начали было Сещи и терзали; обаче мы дремлющее не видехом, ниже чувствовахом, доколе же само сие сальное семя нас не пригласи спящих: доколе дремлете? доколе страждати мате?.. Доселе дремахом, а ныне увидехом, что Остерман и Миних с своим сонмищем влезли в Россию, око эмиссарии дьявольские, им же, попустивши богу, богатство, слава и честь желанная приключишаси, сия об им обетов сатана, да под видом министерства и верного услужения государству Российскому, еже первейшее и дражайшее всего в России правоверие и благочестие не точи превратят, но и, искореняя, истребят… Яко же об Иди и Армии во языцех, так Остерман и Миних были в России кумиры златые, им же совести не устыдешася, яко болванок, и рати, своя совести воли их закалающе в жертву; но уже сокрушишься о камень Петров… Жертвенники, образы и жрецы Аваловы Остерман, Миних и соузники тех, их же и кроме нас, яко скудельниц идолы, сам сокрушит господь».

Кирилл Флоринский в доказательство вражды к православию бывшего правительства приводил то, что в Москве, в Китай-городе, возвышается армянская церковь. Синод разделял взгляд Флоринского и в январе 1742 года исходатайствовал у императрицы указ – упразднить армянские церкви в Петербурге, Москве и Астрахани, кроме одной каменной в последнем городе, и впредь не