слободу, где пересела в парадную карету, и начался въезд в порядке, мало
изменившемся до наших времен. Когда в Успенском соборе Елизавета стала на
императорском месте и племянник ее, герцог Голштинский, на Царицыном месте,
новгородский архиепископ Амвросий произнес речь:
«Прииде, о Россия, твоего благополучия твердое и непоколебимое основание;
прииде
крайнее частых и весьма вредительных перемен твоих окончание и разорение; прииде
тишина твоя, благосостояния и прочих желаний твоих несомненная надежда… Церковь
православная радуется, яко своего благополучия крепкую получила защитницу,
радуется и весь правительствующий синклит, что как чести и достоинства своего
утверждение, так и живой образ милости и правосудия от нее восприемлет. Горит
пламенем любви и несказанные ревности к своей природной государыне и все
воинство, яко праведную обид своих в произведении рангов отмстительницу и
мужественную в освобождении России от внутренних разорений героину приобрести
сподобилось. Радуются и гражданские стати, что уже отныне не по страстям и
посулам, но по достоинству и заслугам в чины свои чают произведения… Хотя ныне
и вся Россия от радости торжествует, однако град сей, который есть якобы прямым
всех градов российских сердцем, наибольшую в себе радость ощущает, для того что
он все радости причины и прерогативы в себе содержит…
Но, о Россия, посмотри притом и на себя недремлющим оком и рассуди совестно,
как-то бог милосердый не до конца гневается, ниже в век враждует. Наказал было
тебя праведный господь за грехи и беззакония твои самым большим наказанием,
т.е. объятием Петра Второго, первого же внука императора Петра Великого, и коль
много по кончине его бед, перемен, страхов, пожаров, ужасных войн, тяжких и
многотрудных гладов, напрасных смертей и прочих бесчисленных бедствий
претерпела оси: буди ибо впредь осторожна, храни яки зеницу ока твоего
вседражайшее
здравие ее императорского величества, таков и его королевского высочества; а
притом бойся всегда бога и страшного суда его; трепещи крепких и неизбежных рук
божиих, бужи от греха, яко от лица Зимина, перестань беззаконствовать,
обманывать, насильствовать, пьянствовать, блудствовать, похищать, обидеть,
прелюбодействовать и прочих творить грехов и беззаконий, да не паки понудивши
бога к наказанию. К тому же еще буди благодарна дивному промыслу божию, который
на тебе бог милосердый явственно и чувственно показует, когда на место Петра
Второго, первого же внука императора Петра Великого, послал тебе второго внука
тем же именем и такими же добродетелями сияющего. Прими сего всерадостным
сердцем и благоприятною душою, да по имени его и сама камена будешь, и во
всяких случаях вредительных перемен не убоишься, и паки на Петровом имени, яки
твердом и нерушимом камена, утвердившиеся безопасна вовеки пребудешь… Сокровище
дражайшего в свете сыскать невозможно, как то, от чего все наше благополучие и
вечное зависит спасение; а такое сокровище есть не иное, токмо вера истинная,
православная, кафолическая. Тую ибо веру самых небес дражайшую, тое сокровище,
неоцененное благочестие наше привези нам в дар наша всемилостивейшая матерь
отечества: ибо как скоро на престол вступила, так того ж времени Синоду доброе
свое и сущее императорское намерение объявить изволила: надобно нам начинать с
богом и от бога, и как мы утаением сего от премудрых и разумных и откровением
младенцем честь и власть императорскую от него получили, так, во-первых, его ж
божественную честь и славу хранить, защищать и распространять одолжаемся.
О слова преполезного! Слова императорских уст достойного! И что словом
сказать изволила, тое ж самым делом исполнила, ибо книгу «Камень веры», во тьме
неведения заключенную, на свет произвести и освободить повелела, которая книга,
как, например, всякому искусному мастеру инструменты, воину оружие, плавающему
корабленику
на море кормило, так оная нам нужная, полезная и весьма потребная, и смотри,
какую на нас вырази наши домашние стратагему, или, просто сказать, хитрость,
безбожные свои войны выдумали. Читали они в книгах царских первых подобный сему
Филистинов умысел: таи понеже непрестанную с Израилем войну имели и многократно
от него побеждены бывали, иного способу к побуждению и крайнему завоеванию
Израиля не сыскали, как только сей: оружие им делать запретили и готовое у них
отобрали. Так подобным образом и наши внутренние неприятели с нами поступали.
Ведали они совершенно, что наша вера есть крепкая и непобедимая, понеже стоит
не на простом человеке, но на твердом краеугольном камена, т.е. на Христе, сыне
бога живого. И Коко ее победить невозможно, как только отнять у нас оборону,
оружие и меч духовный, т.е. слово божие, веру хранящее и защищающее, как
задумали, так и сделали. Готовые книги во тем заключили, а другие сочинять под
смертною казнью запретили. Не токмо учителей, но и учения, и книги их вязали,
ковали и в темницы затворяли, и уже к тому приходило, что в своем православном
государстве о вере своей и уст отворить опасно было: в