заключить мир с удержанием Гельсингфорса с округом и с условием, чтоб шведы
провозгласили наследником своего престола епископа Лобского; если же и на это
не согласятся, то назначить епископа Лобского владетельным князем Финляндии под
русским покровительством. Мнения остальных не представили ничего особенно
замечательного.
Между тем шведские уполномоченные объявили Румянцеву и Любрасу, что епископ
Люб-ский
издерется наследником престола на таких только условиях: Россия возвратит
Швеции все завоеванное, заключит с нею оборонительный и наступательный союз;
ибо в случае выбора епископа Лобского, администратора Голштинского, война с
Даниею необходима, если только Россия не гарантирует Дании Шлезвига, в каком
случае три северные двора могут вступить в союз; наконец, Россия должна дать
шведам субсидию. Румянцев сказал, что на такие предложения один ответ: незачем
здесь больше жить, надобно разъехаться: какие шведы получили над русскими
выгоды, чтоб такие идеи себе делать и субсидий просить? В деле наследства они
вольны поступать как хотят, только императрица никогда всей Финляндии им не
возвратит.
В начале марта русские уполномоченные получили письмо от голштинского
посланника Бухвальда, находившегося в Стокгольме. Бухвальд писал, что предстоит
опасность, чтоб шведы мимо администратора Голштинского не выбрали на престол
принца Датского или Биркенфельд-ского, вследствие чего советовал не медлить
мирными переговорами, объявив шведам выгодные для них условия. Румянцев написал
по этому случаю Бестужеву: «Можно рассудить, что Бухваль-ду в том нужды нет,
хотя бы мы и Новгород отдали, только бы его герцог королем избран был. Бога
ради, государь мой братец, надобно недреманным оком на такие неосновательные
пропозиции смотреть и ее величеству с истолкованием всего того, что он пишет,
представить, дабы впредь от них такие ветреные мнения отнять. Правда, он
стращает нас выбором кронпринца Датского; но хотя бы это и правда была, то
лучше нам против Швеции и Дании в войне быть, нежели бесчестный и
нерезонабельный
мир на основании Ништадтского заключить».
На основании решения, принятого в Петербурге, Румянцев и Любрас объявили
шведским уполномоченным, что в случае выбора епископа Лобского императрица
оставит за собою добрую часть Финляндии, а им уступит нарочитую, в противном же
случае не уступит ничего; если Дания нападет на них за избрание принца
Голштинского,
то, естественно, честь заставит Россию помочь им; впрочем, нельзя сомневаться,
что по заключении между Россиею и Швециею мира Дания никогда не решится напасть
на них. 28 марта шведские уполномоченные объявили, что чины склонны к избранию
в наследники епископа Лобского, но желают знать, что императрица соизволит для
них за это сделать; чины ласкают себя надеждою, что императрица, принимая во
внимание шведские нужды, доставит им и соответственные тому выгоды и прикажет
заключить мир на основании Ништадтского; король надеется, что Россия возьмет
надлежащие меры относительно других держав, именно относительно Дании, или
гарантирует ей Шлезвиг, или заключит с Швециею оборонительный союз против всех,
которые восстанут на нее за выбор епископа Лобского. Русские уполномоченные
отвечали, что шведы первые должны объявить, что они уступают России из
Финляндии; шведы назначили землю по Мейделакс; Румянцев и Любрас возразили, что
и по Камень мало. Шведы говорили, что если Россия хочет разделить Финляндию
пополам, то Швеция должна отдаться в руки Дании, избрать датского принца.
Русские уполномоченные объявили им уступку Осторботнии, Баланда и
Биорнеборгского
уезда. Шведы обнаружили при этом удивление и ужас и объявили, что для пользы
мира лучше не писать об этом в Швецию, ибо там сейчас же приступят к избранию
нового кандидата.
Румянцев писал в Петербург, что надежда на мир слаба, что шведы не
удовольствуются и последним рубежом – по Нюландию, по которую позволено ему
было уступить. К Бестужеву Румянцев писал: «Извольте взять сии дела в здравое
рассуждение, каким образом сие дело к концу приводить, понеже я здесь не могу
знать намерения ее величества ниже вашего рассуждения, что вам более надобно:
мир или война? Ежели первое, то надобно еще кондиций прибавить к уступке, а без
того другое само собою дойдет, только заблаговременно извольте стараться
приготовлениями
к тому как корабельным, так и товарным флотом, дабы ранее выйти могли, а без
того великие пакости они нам поделать могут. У нас здесь военных людей очень
мало, около Сабова и до самых Ваз не будет 4000; провианта в Сабове и Вазах
только по июнь месяц». Между тем Бухвальд писал из Стокгольма, что известие о
русских условиях произвело там отчаяние, начались сильные военные приготовления
и уполномоченным предписано разорвать конгресс, если не услышат более выгодных
предложений.