донес моей государыне. Король отвечал: я вам это говорю не для того, ибо я
вмешиваться и компрометировать себя не хочу, но отпишите частным образом к
брату своему, остерегите его, чтоб он знал, каков английский двор, вразумите
его, чтоб он был ко мне доброжелательнее».
Фридриху II было очень нужно, чтоб русский канцлер был к нему
доброжелательнее. Успехи австрийцев в Эльзасе заставили его начать войну ранее,
чем он хотел. Его план состоял в том, чтоб вторгнуться разными путями в
Богемию, но для этого нужно было пройти чрез саксонские владения. Так как
прусский король объявлял, что он начинает войну только для того, чтоб подать
помощь
императору Карлу VII, то последний прислал грамоту курфюрсту Саксонскому,
требуя свободного пропуска союзных прусских войск; но Фридрих II не стал
дожидаться разрешения саксонского правительства и ввел свои войска в его
владение, направляясь на Прагу; Август III протестовал против такого нарушения
своей территории, но понапрасну; легко понять, какое впечатление произвел этот
поступок прусского короля на союзников Марии Терезии.
Уведомляя свой двор о новых движениях прусского короля против Австрии,
Бестужев писал от 21 июля: «И при нынешнем своем состоянии Пруссия представляет
для своих соседей немалую опасность; а если король по известному своему
старанию распространять свои границы при каждом удобном случае еще более себя
усилит, то по влиянию, какое он тогда получит в Польше и Швеции, станет очень
опасен для России; таким образом, не только вашего величества интерес, но и
безопасность настоящая и будущая требует не допускать здешний двор до большего
увиливания,
тем более что одна Россия в состоянии это сделать, и, по моему мнению, в таком
важном деле надобно заблаговременно принять меры, ибо когда время опустится, то
пособить уже будет некогда». Вслед за тем Бестужев писал: «Ваше величество
усмотреть изволите, в каких гордых терминах, и полагаясь только на свою силу,
здешний двор нынешний свой „мироломный демарш“ неосновательными резонами пред
беспристрастным светом оправдать ищет; все сие осязательно покажет, сколь мало
впредь на здешние обязательства и трактаты полагаться можно».
Указывая постоянно на страшное приращение прусских сил, Бестужев писал:
«Когда я еще в молодых моих летах здесь в академии был, то помню, что в то
время дед нынешнего короля более 20000 войска не имел; покойный король увеличил
его до 80000, а нынешний до 140000, и если еще границы свои распространит, то
доведет до 200000. Хотя король прусский старается всевозможными ласкательствами
ваше величество усыпить и тем отвратить от принятия какого-нибудь участия в
нынешних европейских делах; но как скоро достигнет своей цели, приобретет еще
что-нибудь, то, уже не говоря о том, что может присоединить к своему государству
и польскую Пруссию, получит в Польше и Швеции по свойству и соседству великое
влияние, а потом по честолюбивым своим видам, может быть, будет стараться
посадить одного из своих братьев на польский престол, и не только сам, вместе с
Франциею будет хлопотать, чтоб привести Россию в прежние границы, но не
преминет возбудить против нее шведов и поляков. Я слышал заподлинно, что когда
кто-то спросил короля, не будет ли настоящему предприятию препятствия со
стороны России, то король отвечал: „Я от России так безопасен, как младенец во
чреве матери“. В том же смысле Бестужев писал и брату своему канцлеру: „При
нынешнем уже позднем времени года думаю, что всего лучше напугать здешний двор
и удержать от нападения на Австрию сильными представлениями с моей стороны и
разглашением, что наш двор намерен дать королеве венгерской должную по союзному
договору помощь и велено войскам готовиться к походу, также и казакам (которых
здесь сильно боятся). По обязательствам нашим к Австрии и по собственному
нашему интересу необходимо принять меры, соответствующие чести и достоинству
императрицы, тем более что здешний двор играет договорами и по своему принципу
ничего не считает святым и ненарушимым: с такою наглостью и пренебрежением
разорвал он Береславский договор, гарантированный Россиею и Англиею; здесь
вошло в обычай нападать на своих союзников в то самое время, когда их
обнадеживают в непременной к ним дружбе; мне, mon cher frere, кажется
необходимым, что если у нас еще никакой прямой системы не принято, то чтоб вы
теперь
вместе с товарищем своим, принявши твердую и самую полезную для России систему,
составили план и по нему поступали. На сих днях граф Подевильс дал мне знать,
что король ему сказывал, будто я его обнадежил, что наш двор в нынешние
европейские дела мешаться не будет. Я отвечал, что я такого обнадежива-ния
королю никогда не делал и не мог делать, не имея указа от своего двора. Это
недоразумение могло произойти оттого, что когда король говорил со мною об
обманах английского двора и как австрийский двор обманул нас Белградским миром,
то прибавил: я думаю, что ваш двор в настоящие европейские замешательства
впутываться не будет? Я отвечал, что мне намерение ее величие-
