став вовсе не известно, а впрочем, мой двор желает, чтоб тишина на севере
нарушена не была. Я пишу вам об этом потому, что вам известно, как здесь умеют
затевать и запираться“.
В Лондоне 9 августа лорд Картере сказал князю Щербатову: «Король прусский
снял маску, начал делать насилия курфюрсту Саксонскому и наступать на королеву
венгерскую вопреки Береславскому договору. Представьте императрице, чтоб
изволила обратить внимание на такие поступки короля прусского и по силе союзов
с другими державами немедленно предпринять меры для недопущения его усиливаться
новыми завоеваниями, ибо это усиление может быть вредно и самой России». В
сентябре сам король говорил Щербатову «с сильнейшими изображениями», как много
нынешние европейские дела зависят от решения русской императрицы, как легко она
может их поправить, остановив движения короля прусского. Но еще до получения
этих внушений, 11 августа, Бестужев писал Воронцову в Киев «о нечаянных и
вредных поступках» короля прусского.
«Вспамятуйте только, – писал канцлер, – что я толикократно вам об нем
говорил, и исследуйте оное зрело, то вы найдете, что я правду сказывал. А когда
и ее им. величество труд воспринять соизволит оное всевысочайше припамятовать,
еже я почти всегда, когда счастье имел со всенижайшими докладами быть,
представлял, то я уверен нахожусь, что ее им. величество сама всемилостивейшее
признает, что я не напрасно всегда говаривал, что королю прусскому много верить
ненадобное и что его поведение и поступки натуральнейшим предметом и
наидостойнейшею
аттенциею нашему отечеству быть имеют. Сей король, будучи наиближайшим и
наисильнейшим соседом сей империи, потому натурально и наиопаснейшим, хотя бы
он такого непостоянного, за-хватчивого, беспокойного и возмутительного
характера и нрава не был, каков у него сущее есть, и хотя бы мнения и действия
его так известны не были, как об оных ныне весь свет знает по всему тому, еже
оный в краткое время его правительства видел. Он первым начинателем
злоключитель-ной
войны в Германии был. Сия война худою верою с наиласкательнейшими дружбы и
вспоможения
обнадеживаниями начата и с такою же худою верою окончена: сей принц
прекращением оной Францию, императора и короля польского, курфюрста
Саксонского, учиняя партикулярный мир, в жертву предал и тем себе Шлезию
приобрел. По заключении и восстановлении Бреславльским трактатом мира ваше
сиятельство сами знаете, с каким чрезвычайным рачением и с коликам притворством
он здесь о преступлении ее им. величества к сему трактату домогался. Едва оное
с здешней стороны воспоследовало, то он сей трактат паки добровольно без всякой
причины (преступи данное свое слово ни прямым, ни посторонним образом в войну
не вмешиваться) нарушил. Можно ли после сего такому принцу веру отдавать,
который свои обещания наиторжественней-шие, трактаты и обязательства столь мало
держит? Чего другие державы от того себе обещать могут? И чего мы ожидать
имеем, когда сему всегда новыми проектами наполненному принцу понравится с нами
таким же образом поступать? Ее им. величества честь и слава требуют принятые с
союзниками своими обязательства ныне исполнить. А хотя бы ее им. величество
таких обязательств и не имела, то, однако ж, интерес и безопасность ее империи
всемерно требуют такие поступки, которые изо дня в день опаснее для нас
становятся, индеферентными не поставлять, и ежели соседа моего дом горит, то я
натурально принужден ему помогать тот огонь для своей собственной безопасности
гасить, хотя бы он наизлейший мой неприятель был, к чему я еще вдвое обязан,
ежели то мой приятель есть. Ее величество тем соблюдет славную систему государя
Петра Первого, которая нашему отечеству толика блага принесла. Сие ее империю в
такой кредит приведет, что никто впредь не осмелится оную задрать; сверх же
того мы сим других держав дружбу себе приобретем, еже для предку всегда весьма
нужно есть. Коль более сила короля прусского умножается, толь более для нас
опасности будет, и мы предвидеть не можем, что от такого сильного,
легкомысленного и непостоянного соседа толь обширной империи приключиться
может. Те новые союзы, которые помянутый король супружеством принца-наследника
с его сестрою в Швеции учинил, достойны всякого примечания, и ваше сиятельство
из взятых с собою протоколов об учиненных мною всенижайших докладах довольно
усмотрите, колика я ее им. величеству представлений чинил, что такое
супружество Всероссийской империи чрез долго или коротко предосудительно быть
может… Польза и безопасность империи в том состоит, чтоб своих союзников не
покидать, а оные суть морские державы, которых Петр Первый всегда соблюдать
старался, – король польский, яко курфюрст Саксонский и королева венгерская – по
положению их земель, которые натуральный с сею империею интерес имеют».
Воронцов отвечал приятными известиями, что присланный в Киев к императрице
от Августа III граф Флеминг был принят очень благосклонно и сама Елизавета
сказала ему на прощание:
