к королеве венгерской, возникшие по делу Боты.
Январь и февраль месяцы 1744 года прошли в Вене у Ланчинского в бесплодных
требованиях
скорого и точного ответа насчет сатисфакции по делу Боты: ему отвечали прежнее,
что наряжен суд, что в дипломатических переговорах можно гнуть и поворачивать
дела в ту или другую сторону, но в суде другое – по законам поступать надобно,
а законы гнуть и переломить нельзя. В марте по указу из Петербурга Ланчинский
объявил на это, что передача дела Боты в суд неприлична и излишня, что
императрица по естественному праву ожидает сатисфакции, явной и соразмерной
тяжкому преступлению Боты. В таких затруднительных обстоятельствах венский двор
прибег к посредничеству саксонского: король Август III предложил свои дружеские
услуги для прекращения дела Боты; но Ланчинский должен был объявить, что
иностранные державы как вначале не имели участия в деле Боты, так и теперь не
имеют; пусть на посредства не полагаются, дают должную сатисфакцию, а
императрица не вступается в то, каким порядком королева прикажет судить Боту.
При этом Ланчинский прибавил, что следствием упорства венского двора будет
отзыв его, посла, из Вены. Боте был объявлен домовый арест; министры обходились
с Ланчинским ласково, но постоянно уклонялись от разговоров о деле Боты. В июне
Улефельд предложил Ланчинскому присутствовать при допросе Боты; тот отвечал,
что так как Бота во всем запирается, то он не может быть свидетелем таких
отлыганий
и вступаться в судебные порядки, ибо императрица прямо объявила, что она в них
не вступается, а требует удовлетворения на основании несомненных свидетельств
виновности маркиза. Чрез несколько времени Улефельд объявил Ланчинскому, что
комиссия по делу Боты кончила свои занятия, но никакого приговора не положила,
а подала письменно свои мнения, которые и посылаются ко двору императрицы,
между тем королева, перенесши дело снова на дипломатический путь, велела Боту
перевезти за арестом в замок города Гарца на шесть месяцев и долее, если
императрице будет угодно; если же такой способ удовлетворения не примется при
русском дворе, то из Вены потребуют сообщения полных следственных актов вместе
с допросами и ответами преступников, в таком случае Боту опять сюда привезут из
Гарца и процесс против него будет возобновлен. Ланчинский отвечал, что отведение
Боты в Гарц не составляет достаточного удовлетворения и что он, Ланчинский,
получил
указ выехать из Вены. Улефельд изумился и просил подождать извещения, как будет
принято императрицею распоряжение королевы относительно заточения Боты в Гарц.
Ланчинский
согласился ждать на том основании, что отсылку Боты в Гарц можно почитать
началом удовлетворения.
В Вене должны были спешить окончанием дела Боты, потому что новые движения
прусского
короля опять ставили Марию Терезою в опасное положение. В начале августа
Ланчинский
писал: «Дела здешние вдруг в великую опасность пришли: ежечасно ожидается
ведомость о вступлении многочисленных прусских войск чрез Саксонию в Богемию,
без всяких околичностей говорят, почти публично, что если ваше императорское
величество здешнему двору руки помощи не подадите, то этот двор вместе с
саксонским придет от Пруссии в крайнее разорение и оба будут раздавлены.
Прусский король издал манифест, что он против королевы ничего не имеет и об его
интересе дело нейдет, но он принимает на себя защиту императора и хочет быть
посредником между воюющими сторонами. Здесь знают подлинно, что между
императором, королем прусским, курфюрстом Пфальцским и принцем Гессец-
Кассельским
заключен договор, по которому король прусский обязался императору доставить
Богемию, а император обещал ему из нее уступить три округа. Король польский,
как курфюрст Саксонский, должен потом ожидать своей очереди: король Прусский
присвоит себе Лузацию на том основании, что прежде она принадлежала к Силезии;
потом доберется и до ганноверских земель под каким-нибудь предлогом и так
одного соседа за другим будет обирать и над всеми ругаться; теперь, например,
не ожидая от саксонского двора ни позволения, ни указания пути, прямо прислал
ему описание дороги, какою прусские войска пойдут чрез саксонские владения». В
это самое время Ланчинский объявляет министрам, что он отъезжает из Вены в
Дрезден вследствие дела Боты. Сначала ответом было «изумление и плечами
пожимание». Потом министры начали говорить: «Будет от вашего выезда нашим
неприятелям утеха, а приятелям уныние. Печально, что союзники, имеющие с нами
естественные и общие интересы, так осязательно нас покидают, особенно при
нынешнем нападении от Пруссии. В третий раз приходится призвать на помощь, бога
и самим обороняться по крайней возможности. Что могла сделать королева более,
как отправить графа Розенберга послом с пространнейшими инструкциями дать
императрице полное удовлетворение». Министры подавали вид, чтоб посланник ос-