хотя комиссия или за страх, или собственными прихотями чрез три года
прилежно и разными образы трудилась, токмо обвинить меня чем не нашла; потом
как милостивые указы от бывшего герцога курляндского и потом от принцессы Анны
объявлены и все комиссии велено оставить, но по моей велено наикрепчайшее
следовать; и хотя я не одну челобитную подавал, прося о скором и справедливом
того решении, но, видя, что то не успевает, по совету от Остермана чрез его
креатуру
подал повинную, прося в винах прощения, ибо я, видя себя в крайнем разорении,
принужден то учинить, но никакой милости не получил. Затем я, хотя не скоро,
как для важного дела отправлен, но вместо мне поохочивания, жалованья
удержанного не выдано и определенного на сей год выдана половина, а в комиссии
подтверждено, чтобы наикрепчайшее следовали за мной. Сие как мне огорчительно и
страшно ни было, ибо видел, что меня в такое трудное дело определили без всякой
помощи, а особливо и без инструкции отправили, прилежал колика возможно
верность мою засвидетельствовать и благодати божию сделал столько, чего господа
министры не чаяли, и калмыцких ханов в такое подданство и порядок привести, в
каком не бывали. За сей мой труд получил от ее им. величества всевысочайшую
грамоту с похвалою и высоким обнадеживанием, но на той же почте указ от бывшего
Кабинета с великим мне оскорблением и обидою, которым мне повалено по затейному
челобитью ведомого вора и публично наказанного Семена Иноземцова против
уложенья и формы суда ответствовать. И хотя я присягать готов в том, что
невинен, и челобитья так бездоказательного, а паче, что он бил челом на меня,
Перов
в держании невинном под караулом, а спустя четыре года стал показывать взятки и
свидетеля представляет казанского купца Микляева, о котором я слышал, что г.
камергер Брылкин, как обязанный друг явного плута Ино-земцова, принудили письмо
дать, того ради посылаю при сем челобитную и прошу вас, моего государя, оную
при удобном случае подав ее ампер. величеству, решение исходатайствовать, а
наипаче
просить господ министров о выдаче мне невинно удержанного жалованья и чтоб меня
отсюда взяли, ибо я для пользы и чести ампер. величества в великий убыток
напрасно вошел, которое прежде всем было давно казенное, и для того ныне
принужден здесь занять 1000 Рублев, надеясь, что от ее величества оставлен не
буду, и на вас, как на моего друга, надеясь, пребываю всегда» и проч.
В феврале того же года Татищев так описывает Черкасову состояние
Астраханской губернии и на свое назначение туда губернатором смотрит как на
заключение в тюрьму без объявления вины:
«По воле ее ампер. встав, хотя и без объявления вины, в сие узилище я
определен, где и чрез несколько дней, рассматривая с прилежанием, вижу, что сия
губерния так разорена, как недовольно сведущей поверить не может, понеже люди
разогнаны, доходы казенные растеряны или расточены, правосудие и порядки едва
когда слыханы, что за так великим отдалением и недавно. Причина же сего есть
главная что неколико губернаторов сюда вместо ссылки употреблялись и, не имея
смелости, или ничего, или боясь кого по нужде, неправильно делали, а. может, и
то, что, не имея достаточного жалованья, принуждены искать прибытка, невзирая
на законы; особливо здешняя канцелярия более от того беспорядочна, что
секретарям и подьячим дел таких, от которых достаточный доход иметь можно,
мало, а жалованья нет, то принуждены коварствами и беспорядками доставать;
купцы сильнейшие чем более торгуют или от чего им великое обогащение, как токмо
от хищения казенных и разорения бессильных, они же, не желая к защищению их,
как мню, не скупо предстателей закупили, то и видя их непорядки, нужно
губернатору смотреть сквозь пальцы, опасаясь, чтоб и за верность, как я в том
искусился и так равномерно о себе рассуждаю, что и от меня ее ампер. яство и
сия губерния пользы видеть не могут, ибо мне, не имея надежды и смелости, более
прежде бывших трудиться невозможно».
1743 год Татищев начинает теми же жалобами и просьбами об освобождении из
тюрьмы.
«Я твердо уверен, что вы к показанию ко мне милости и ко освобождению от сего
узилища труд прилагать изволите». Причины своего желания освободиться из
Астрахани Татищев выставляет следующие: «1) губернские дела и сборы, или
доходы, весьма упущены и люди разорены, и хотя б поправить можно, только
надобно снабжение людьми и власть, без которого исправить не можно, а
Камер-коллегия, не рассмотри обстоятельств, бранит и штрафами грозит, мне же,
видя такое упущение, весьма небезгорестно, что имея к исправлению смысл и
желание, да не могу. 2) Пограничные дела таки ж не в надлежащем порядке
находятся, а паче как дознаюсь оттого, что господам министрам Иностранной
коллегии к рассмотрению времени недостает, а я оное писать опасаюсь, чтоб более
злобы не нажить, к тому же мимо коллегии о тех делах писать запретили. 3)
