нею затянутые дела, объявив, что если они не будут решены немедленно, то он
доложит об этом ее величеству. Легко себе представить изумление членов Синода,
один из которых сказал ему: «Знать вы спокойно прошедшую ночь спали, что теперь
вдруг за такие хлопотливые дела принялись?» «Очень спокойно», – отвечал
Шаховской. И так как дела не были решены, то он и исполнил свое обещание: при
первом удобном случае донес императрице, как много важных церковных дел по
пристрастиям остается без решения и частые напоминания о них обер-прокурора
только умножают ненависть к нему. Елизавета выслушала благосклонно и обещала
помочь ему. Тогда Шаховской обратился к генерал-прокурору с просьбою
представить его кандидатом на президентское место в одну из коллегий. Трубецкой
исполнил просьбу немедленно, но получил в ответ от императрицы: «Он мне в
Синоде надобен, и я его оттуда не отпущу, я довольно уже узнала его
справедливые поступки».
Елизавета, как мы видели из рассказов князя Шаховского, откровенно
признавалась,
что забывала о делах. Люди нерасположенные обыкновенно приписывали это
рассеянности, страсти заниматься мелочами, но нельзя не признать, что причиною
забывчивости были и заботы о делах важных, о делах внешней политики, связанных
с отношениями к людям близким. Не видя долго обер-прокурора Синода, легко было
забыть о его борьбе с членами Синода, когда занимал важный вопрос воины и мира,
когда канцлер по поводу этого вопроса боролся с вице-канцлером, когда
вследствие того же вопроса надобно было зорко следить за отношениями великого
князя-наследника и жены его. Мы видели торжество Бестужева над противниками в
прусском вопросе. Воронцов был за границею. В переписке своей с ним Бестужев
называл вице-канцлера своим искренним и нелицемерным другом, а себя вернейшим и
усерднейшим его слугою, извещал, что императрица всегда милостиво отзывается об
нем и его жене, писал: «Я без похвалы сказать могу, что редко такой день
проходит, когда б я с прочими вашего сиятельства приятелями за здравие ваше не
пил». Но Воронцов был оскорблен тем, что канцлер не согласился сообщать ему за
границу
известия о важных секретных делах. Еще более огорчился он, когда узнал об
удалении из Петербурга человека, который был его правою рукою и, как говорят
руководителем в коллегии Иностранных дел, Андриана Неплюева, назначенного
резидентом в Константинополь: Воронцов не скрыл своего неудовольствия в письме
к Бестужеву, и тот отвечал ему: «Что ваш сиятельство принятой резолюции в
представлении Андриана Ивановича к отправлению в Царьград удивляетесь, то я,
сие в своем месте оставляя, к тому прибавить за потребно нахожу, что каков он,
по мнению вашего сиятельства, нашей коллегии надобен быть ни казался, то,
однако ж, я вам могу засвидетельствовать, что ежели дела не лучше, то по меньшей
мере не хуже прежнего исправляются, как ваше сиятельство по благополучном своем
сюда возвращении о том сами из дел удостоверены будете, и я не примечаю, что
отъезд его отсюда наималейшую какую остановку или отмену в делах причин-ствует
и впредь причинствовать мог бы. Что же ваше сиятельство об усердии и
преданности его ко мне упоминать изволите, то я уповаю, что вы сами
засвидетельствовать можете, какое я взаимно еще прежде вступления вашего
сиятельства в министерство и во время оного рекомендованием его в вашу милость
и краснейшим о его благополучии усердствованием попечение имел, так что я не
думаю, чтоб отец за сына горячее вступаться мог, и потому, ежели у него такие
ко мне сантименты были, я оные уповательно заслужил, да и поныне еще никакой
причины к жалобе не подал».
Из писем Бестужева ясно видно, как он боялся Воронцова, как льстил ему,
желая войти с ним в прежние дружеские отношения, в прежнее политическое
единомыслие, старался напоминать ему об его киевском мнении, направленном
против Пруссии. Говоря о мире между Австриею, Саксониею и Пруссиею, Бестужев
пишет: «Ежели бы киевское вашего сиятельства мнение в действо произведено было,
то, всеконечно, всего того не воспоследовало бы. Труды же и убытки, причиненные
движением войск наших, мне ни малейшее излишними быть не видятся, ибо там по
меньшей мере резонабельнейший мир заключен, нежели бы того при столь полезных
короля прусского авантажах, когда б и мы в оплошном состоянии были, ожидать
надлежало. Такие со стороны ее ампер. величества премудрые предосторожности еще
вящим усилием войск неотменено продолжаются, ибо вашему сиятельству довольно
известно и вы представлениями своими ее ампер. величеству неоднократно
напоминали, какого мы опасного соседа имеем, который ничего более за свято не
поставляет».
Воронцов проехал Италию, Францию. Отовсюду он писал своему двору, как его
принимали. Бестужев не упустил случая возбудить в нем неудовольствие против
французского правительства,
