ал Бормана, человека очень сильного; Борман просил 25000 платов, Корф давал
15000.
15 сентября открылся сейм, и в тот же день Корф получил из Петербурга 10000
червонных, а 22 числа сеймовым маршалом был избран кандидат патриотов Унгерн-
Штернберг,
которому за прежние его услуги России уже отправлены были из Петербурга 2000
червонных. Унгерн-Штернберг перебил маршальство у Тесина только большинством 18
голосов, но Корф утешал свой двор тем, что противная партия понесла поражение,
имея все выгоды на своей стороне: много лет имела на своей стороне большинство;
имела в своих руках все денежные доходы; от нее зависели все чины и милости;
кронпринц с женою явно стояли за нее, обещаниями и угрозами привлекали людей на
сторону графа Тесина; они уговаривали и короля объявить себя за Тесина, но тот
отвечал: «Я никогда не вмешивался в сеймовые дела незаконным образом и этому
приписываю свое благополучие; советую и вам последовать моему примеру».
Одержана была одна победа; но главное дело было впереди – избрание членов в
секретный комитет; здесь победа была сомнительна именно потому, что при
избрании маршала большинство оказалось таким ничтожным. Борьба партии
усилилась, патриоты потребовали от Корфа еще 13000 рублей, и Корф дал, опять
занявши. Французская партия кроме раздачи денег употребляла и другие средства,
разглашала, что чувства императрицы русской и ее министерства относительно
Швеции совершенно различны, что в указах, которые присылаются Бестужевым Корфу,
Елизавета не имеет никакого участия. Употреблялись средства и с русской
стороны. Корф подал министерству промеморию, в которой говорилось, что
императрица приказала перевести из Петербурга в Равель четыре полка инфантерии,
и если галеры, на которых перевозилось это войско, будут прибиты ветром к
шведским берегам, то она надеется, что войско ее будет здесь принято как
союзное по Азовскому договору. Граф Тесин не мог скрыть своего ужаса при
получении этой промемории, и хотя главы французской партии и поспешили
разгласить, что Корф выдумал это нарочно для своих целей, однако промемория
произвела
сильное впечатление: члены русской партии во множестве являлись к Корфу и с
радостью давали знать, как бы они желали, чтоб число 26 (число галер, на
которых отправлялись русские войска) переменилось на 86, ибо это единственное
средство, каким императрица может низвергнуть враждебное министерство, и как бы
они желали, чтоб господь бог повелел ветрам пригнать русские галеры к шведским
берегам.
Для ободрения патриотов Корф, по его словам, не пропускал никакого случая
атаковывать
противную партию в ее ретраншементах; из дворца наследника престола ему дали
знать, что там составлен план тотчас по образовании секретного комитета
арестовать самых деятельных членов русской партии, причем Тесин говорил: «Я
знаю колпаков, их легко можно сдержать: стоит только с одним из них поступить
строго, и они все сейчас отстанут от русского министра, который не будет тогда
знать, куда обратиться». Корф спешил предупредить Тесина и подал королю две
промемории.
В одной говорилось, что известный купец Пломгрен в обществе горожан осмелился
говорить следующее: «Те хорошо делают, которые к русскому послу не ходят, ибо
те, которые его посещают, носы свои обожгут и пальцы у них будут отбиты; уже
взяты на замечание те, которые часто у него бывают и его именем держат столы».
Корф, выставляя оскорбление, нанесенное его двору старанием посредством угроз
отогнать посетителей от его дома, просил немедленно арестовать Пломгрена и
наистрожайше
допросить: кто ему сказал, что Корф – министр подозрительный, что все, которые
ходят к нему в дом, будут наказаны, что он устроил трактиры, где его именем
держатся столы? В другой промемории Корф жаловался на генерала Вреде, который в
самом дворце говорил, что Корф ведет себя неприлично и на крыльце дворянского
дома в день выборов велел раздать 1400 червонных. Корф требовал, чтобы против
Вреде начато было судебное следствие. Враждебная партия старалась всеми
средствами выпутать Вреде из этого дела, требовала, чтоб все дворянство
вступилось за него, но ландмаршал Унгерн-Штернберг с твердостью отвечал, что
это дело вовсе не касается всего дворянства. Некоторые обратились к королю с
просьбою заступиться за Вреде, но получили ответ: «Оставьте меня в покое; зачем
вы хотите меня прельстить? Когда Вреде зажать свой рот не может, то пусть и
отвечает за следствие». Корф имел объяснение и с кронпринцем. Как верный и
ревностный слуга Голштинского дома, он просил принца не слушать тех, которые
внушают ему недоверие к императрице, чтобы отделить его интерес от русского
интереса. Принц отвечал, что он постоянно старается оказать себя достойным
милости императрицы и не знает из окружающих никого, кто бы этому
противодействовал, и вверяет себя только таким, которых хорошо знает. Но он
надеется также, что императрица по милости своей не будет требовать, чтоб
Швеция связала себе руки и не могла вступать в союзы с другими державами, ко-
