чин хотя довольно постоянен и мог бы вместе с духовным чином много добра
сделать, но опасно, чтоб и в нем не произведено было движений интригами
противной партии, а противиться этим интригам нельзя без денег.
Торжествующая французская партия приступила теперь к оправданию графа Тесина
от взведенных на него русским двором обвинений, потому что ей хотелось
доставить ему место президента Канцелярии иностранных дел; говорили: «Граф
отнесся с презрением к разглашенным против него неосновательным слухам; теперь
не только шведы, но даже иностранцы знают о его невинности из напечатанных в
его пользу сочинений». Корф молчал; тогда начали говорить: «Если б русский
посол мог доказать что-нибудь против графа Тесина, то не упустил бы сделать это
теперь; его молчание показывает, что русский двор, затрагивая графа Тесина,
хотел затронуть не его, но кронпринца». Тогда Корф препроводил канцлеру Нолькену
промеморию, в которой излагал содержание пересланного ему из Петербурга письма
Тессинова
к известному ренегату Бонне-валю. Русский двор, недовольный поведением
шведского министра в Константинополе Карлесона, требовал его отозвания, что и
было исполнено; но при этом Тесин писал Бонневалю, что Карлесон призывается в
Швецию только для необходимых донесений сейму о состоянии дел, по окончании
чего возвратится в Константинополь, что король очень доволен поведением
Карлесона
и богато наградит его. Мало того, преемника Карлсонова Целзинга граф Тесин не
усомнился поручить милости и руководству Бонневаля, т.е. такого человека,
который
издавна оказывал себя врагом России. «Императрица, – заключил Корф в своей
промемории,
– никак не хочет приписывать этого королю; она обвиняет только министра,
который для прикрытия своих тайных замыслов употребил во зло имя государя и
государства, и потому императрица представляет просвещенному рассуждению, может
ли при министерстве этого сенатора соблюдаться и укореняться доброе согласие
между Россиею и Швециею».
Когда промемория прочтена была в Сенате, то французская партия пришла в
ужас, зная, что в раздаче копий с нее недостатка не будет. Граф Тесин
совершенно растерялся и поспешил объявить, что при таком состоянии дел никогда
не примет звания президента Канцелярии иностранных сношений. Так как не могли
понять, каким путем письма достались в руки Корфу, и опасались, что, пожалуй, у
него есть и оригиналы, если Неплюев нашел средство по смерти Бонневаля достать
некоторые его бумаги, то и не имели духа отрицать подлинность писем.
Шведский посол при петербургском дворе граф Барк действовал не так, как бы
хотелось господствующей партии, а потому на его место назначен был Вульфенстерн,
который перед отъездом имел совещания с членами тайного комитета. Содержание
этих совещаний не осталось тайною для Корфа. Вульфенстерну было поручено,
во-первых, стараться о свержении канцлера Бестужева и потом о свержении
настоящего правительства. Не надобно упускать времени для свержения Бестужева,
пока еще война идет в Европе, ибо после мира королю прусскому еще крепче будут
связаны
руки: ему нужно будет тогда ласкать те дворы, которые теперь, находясь в войне,
принуждены его ласкать. У Бестужева много врагов в России, и Вульфенстерн
должен с ними сблизиться, особенно надобно ему получить основательное сведение,
кто из дам в наибольшей силе при дворе; их он должен приводить в движение двумя
способами, в которых ошибиться не может и которые он с успехом употреблял при
дрезденском дворе, а именно свое красивое лицо и волокитство; страсть к игре
должна ему также помочь. Хотя граф Барк и назвал некоторых мужчин и женщин.
которые при случае показывали свое расположение к Франции и. следовательно, к
Швеции и Пруссии и находятся в сильной вражде с Бестужевым, но так как Барк
поступал двоедушно, то Вульфенстерн не обязан слепо следовать его указаниям, не
подвергнувши их прежде поверке, в чем граф Фин-кенштейн и Дальтон не откажут
ему помочь. Если он при движениях против Бестужева будет нуждаться в деньгах,
то ему стоит только дать знать об этом французскому министру, которого двор не
откажется доставить надобную сумму. Пока дело не достигнет зрелости, он должен
содержать виды шведского правительства в глубочайшей тайне, особенно не должен
он иметь явных сношений с людьми, преданными принцу Ивану, хотя под рукою может
обещать им всякую помощь се стороны Швеции. Что касается Корфа, то Вульфенстерну
причтено будет в особую услугу, если он добьется его отозвания. Во что бы то ни
стало его должно выжить из Стокгольма: ему одному надобно приписать то, что
колпаки так упорно держатся и не хотят уступить. Настоящий сейм был самый
трудный из всех и по введении в Сенат благонамеренных членов давно уже должен
был бы кончиться, если бы колпачная партия не была подкреплена хитростями Корфа
при ее вредных видах. Кроме того, самые тайные советы и меры не могут укрыться
от Корфа, а каналы, которыми