разложа среди двора, били кнутом, а управитель бил дубиною мучительские, так
что священник едва жив.
Относительно быта крестьян заметим следующие распоряжения и случаи. Граф
Петр Шувалов словесно предложил Сенату, что во многих городах и уездах, на
заводах и Торжка при покупке у крестьян хлеба употребляют хлебные меры, в
которых сверх указной осмичетвериковой меры больше от четверика до сомины, а
деньги платят за четверть и от таких неровных мер крестьяне несут немалую
обиду: поэтому не соизволит ли Сенат подтвердить указом во всех местах иметь
хлебные меры ровные и заклейменные, чтоб в четверти было восемь четвериков.
Сенат согласился. В ближних к Дону местах крестьяне не отвыкали от бегства:
Ряжская
воеводская канцелярия донесла, что из разных помещиковых вотчин людей и
крестьян бежало человек 270 с женами, детьми и пожитками; некоторые пойманы и
показали, что бегут на житье в казачьи городки. Бегство крестьян – явление
очень для нас знакомое, но в описываемом году случилось бегство особого рода:
бежал воевода Черньской провинции Ляпунов, с ним бежали с прописью подьячий и
канцелярист, не сдавши никаких дел определенному на его место воеводою майору
Хитрову.
Мы видели, что в высших учреждениях, коллегиях прокуроры указывали на
неправильность действий членов, но в описываемое время президент Камер-коллегии
Кисловский донес Сенату, что он не согласен с мнением вице-президента и членов,
с общим определением членов Камер-коллегии и Главного магистрата, ибо видит
упущение интересов ее им. величества и явную потачку ворам, утаителям товаров
от пошлин чрез наглый разбойнический проезд в пограничную брянскую заставу. Он
записал в протокол особливые свои мнения, но эти мнения присутствующими
уничтожены; прокурор Философов не обратил на них внимания, и исполнено по
голосам вице-президента и членов.
Любопытное явление в конце года произошло в коллегии Иностранных дел. 8
декабря канцлер призвал к себе в дом тайного советника Веселовского да обер-
секретаря
Пуговишникова, показал им присыпанные к нему от времени до времени из коллегии
экстракты из министерских реляций, которых накопилось очень много и по которым
резолюции требуются, и начал говорить: «Удивляются, для чего в коллегии о таких
делах, между которыми есть и нужные, господа члены по должности своей старания
не прилагают, ибо известно им, что по силе регламента в делах мнения свои
членам наперед с нижних голосов президенту предлагать надобно».
«Я, – отвечал Веселовский, – как и другие члены в коллегии, всегдашнее
сидение имеем и по возможности своей в делах упражняемся, и которые дела
предложены были нам к решению, как старые, так и новые, по тем всем недавно мы,
сколько ума нашего было, рассуждение свое дали». Канцлер: «Однако мне
весьма мало таких дел видно было, которые бы по вашим рассуждениям изготовлены
были, и мне небезызвестно, что некоторые дела по полугоду и больше в коллегии
без резолюции лежали, хотя вы, господа члены, все входящие в коллегию дела один
за другим вкруговую читаете, но о резолюциях притом ничего не помышляете. Если
вы думаете, чтоб я сам наперед на всякое дело свои рассуждения давал, то это не
моя должность, да мне и не растянуться стать во всех делах одному, ибо для меня
довольно исправлять такие нужнейшие дела, которые времени не терпят и о которых
без замедления ее ампер. величеству докладывать надобно. Веселовский:
Мне не известно, какие бы дела так долго без резолюции в коллегии лежали, разве
которых я не видал. Канцлер: И такие дела, которые я уже сам, хотя и
сверх должности своей, чтоб не потерять времени, к высочайшей апробации у себя
дома сочинял и в коллегию на рассмотрение посылал, долговременно безо всякого
действия лежали, между ними поданный со стороны саксонского двора ответ на
сделанное ему призвание приступить к союзному договору с венским двором с
полгода в коллегии лежал; я, видя, что ничего об нем не промышляется, сочинил у
себя ответ и на рассмотрение в коллегию отослал, но и после того он три месяца
в молчании пролежал. Веселовский: Я и другие члены этот ответ
саксонскому двору читали, а зачем он потом в коллегии пролежал, мне не
известно. Канцлер: Если б вы, прочтя, свое мнение объявили, так ли тому
быть или что в нем переменить надобно, то следовало бы вам мне о том знать
дать, но этого не сделано; с таким же молчанием и во всех других делах
происходит;
но когда от меня для напамятования о каких-нибудь делах записки в коллегию
присылаются, то, как слышно, на меня же нарекают и такие записки указами моими
называются. Принужден я был вас нарочно теперь к себе позвать и персонально
запамятовать,
чтоб о делах в коллегии лучшее старание приложено было. Веселовский: Я
со своей стороны в делах столько тружусь, сколько сил и ума у меня есть, а если
в чем ума недостает, то где же мне его взять? Я бы рад его купить или в кузнице
сковать, ежели бы возмог-