зимою значительный успех, ибо не имеет магазинов.
Таким образом, кронпринц и его, или так называемая французская, партия,
достигнувшая своими жалобами в Петербурге отозвания Корфа, ничего не выиграли,
получив на его место Панина. Корф отправился на свое прежнее место в Копенгаген
склонять Данию действовать заодно с Россиею.
16 декабря отправлен был к нему рескрипт: «Мы наперед обнадежены пребываем,
что его величество король чиненные ему с нашей стороны толь откровенные авансы
с предварительным сообщением о нашей в Швеции чинимой декларации и о сделанных
уже действительно в Финляндии распоряжениях за удостоверительные опыты нашей
союзнической и истинной дружбы купно с тою надобностью, чтоб оным равным
образом чрез откровенное объявление его при том имеющих сантиментов
соответствовать, совершенно признает, следовательно же, далее и не отречется
чрез своего министра Реза у нас первые предложения учинить и его достаточными
инструкциями к неотлагательному заключению формальной конвенции снабдить
повелеть,
дабы сие зело важное дело, в совершении которого, в рассуждении зело слабого
состояния здравия короля шведского, ни единого часу упускать более не должно,
без дальнего отлагательства к совершенному состоя-тельству привалено было.
Польза же, которая датскому двору при сем произрастет, видится гораздо вящей
важности быть, нежели для нас, ибо мы, как упомянуто, ничего более, как
ненарушимое сохранение тишины в севере, не желая притом чего-либо завоевать,
предметом имеем; напротив же того, оному двору насчет Швеции охотно некоторые
авантажи дозволяем».
И относительно других дворов произошли перемещения русских министров: граф
Мхи.
Петр. Бестужев-Рюмин из Дрездена переместился в Вену; на его место в Дрезден
назначен Кей-зерлинг из Берлина; на место Кейзерлинга переведен в Берлин Гросс
из Парижа. В Париж не назначен никто, потому что охлаждение между Россиею и
Франциею достигло высшей степени вследствие перепущения русского
вспомогательного корпуса морским державам для действия против Франции. Дальтон
был отозван еще в конце 1747 года, но так как его отъезду было дано значение
временное, то Гросса немедленно не отозвали и он должен был выслушивать
неприятные выходки от заведовавшего иностранными делами маркиза Пюизие. «Такой
великой державе, как Россия, – говорил маркиз, – неприлично свое войско за
деньги отдавать другим державам; приличнее было бы ей прямо объявить войну
против Франции». Гросс получил из Петербурга приказание «При всяком таком
случае разговоров продолжительно доказывать, что сия нашим союзникам чинимая
помощь никому в обиду причтена быть не может, да и мы в том никому же отчета
давать не обязаны». Год проходил, но французское правительство ни кого не
назначало в Петербург на место Дальтона, и 9 декабря императрица подписала
Гроссу рескрипт, в котором приказывала ему немедленно выехать из Франции:
«Мы из разных реляций ваших усмотрели, – говорилось в рескрипте, – что
маркиз Пюизие в некоторый реванш за отправленные нами к обеим морским державам
30000 человек войска отзыв от нашего двора французского министра Дальтона
почитал, оказывая притом, что король его – государь и совсем не намерен
кого-либо другого на место его к нам прислать. Сверх же того, по поводу
помянутого перепущения наших войск весьма неприятные и всевысочайшему нашему
достоинству
предосудительные разговоры вам держаны. И яко нам вкорененное французскому
двору к нашей императрице недоброжелательство и произведен нее издревле при
разных дворах да при самой Оттоманской Порте нам предосудительные происки и
возмущения, которые по приобретенной Францието несправедливыми и богомерзкими
войнами в свете знатности от большей части и успех получают, довольно известны,
мы же для обессиления такой знатной инфлюенции лучших способов не изобрели, как
верным и натуральным нашим союзникам посторонним образом против оной державы
сильно вспомогать, чрез который способ наконец и поделанный мир в Европе
восстановлен.
Таки мы, как в рассуждении того, что французский двор причиненною посылкою наших
войск препятствия прогрессом оружия оного, нам не скоро позабыть может, так и
для непо-дания о нас в свете мнения, яко бы сия корона столько нам надобна, что
мы и собственную всевысочайшую нашу честь из глаз выпутаем, оставляя вас таимо,
невзирая на то что при нашем дворе французского министра не находится и что
хотя, почитай, ко всем другим новые послы и министры назначиваются, а о нас не
промышляется,
за весьма нужно изобрели вам повелеть, чтоб вы оттуда со всеми у вас
находящимися канцелярскими делами, как скоро токмо собраться можете, в Гагу под
таким претекстом выехали, что вы по прошению вашему о распоряжении некоторых
домашних дел в отечестве вашем всевысочайшее от нас позволение получили».