живу,/ С Минервой сильный Марс гласит;/ Он бог, он бог твой был, Россия,/ Он
члены взял в тебе плотские,/ Сосед к тебе от горних мест;/ Он ныне в вечности
сияет,/ На внука весело взирает,/ Среди героев, выше звезд».
Конечно, известность, приобретенная одами, немало способствовала Ломоносову
в получении места профессора химии в 1745 году; посвящение Ломоносовым перевода
своего сокращенной экспериментальной физики графу Воронцову указывает на
сношения его с этим сильным при дворе человеком. Когда еще дело о производстве
не было окончено, Кабинет ее величества затребовал от Академии извещения,
секретарь Третьяковский и адъюнкт Ломоносов произведены ль в профессора.
Производство Ломоносова шло прямым путем чрез Академию: по его просьбе и по
представленным сочинениям профессорская конференция решила, что Ломоносов
достоин просимого им места, и дело пошло в Сенат. Но Третьяковский получил
место профессора элоквенции мимо Академии.
В марте 1744 года Третьяковский подал донесение в Сенат: «Поданным от меня
поношением
в канцелярию Академии Наук прошедшего 1743 года мая 2 дня я предложил: что,
обучайся
языкам, также свободным наукам, а наконец, философическим и математическим
знаниям, употребил на то 18 лет, сперва в отечестве моем Астрахани, у римских
монахов, потом, оставят мое отечество, родителей, дом и всех сродников, чрез
краткое токмо время в Москве в Славяно-латинском училище, напоследок в
Парижском университете, куда я прибыл своею охотою, не бывши послан ни от кого
и, следовательно, с крайним претерпением бедности, и куда дошел я пеш из самого
Антверпена, все ж то для сникания наук и с таким намерением, чтоб я мог потом
принести отечеству моему некоторую пользу. Что по должном возвращении моем в
Россию уведомился я о родителях моих, нескольких кровных и почитай о всех
сродниках, что они волею божие от язвы померли, и отеческое мое наследие за
небытностию
там моею, как движимое, так и недвижимое, все по рукам растащено, и,
следовательно, увидел я себя тогда еще больше бедным для того, что, лишившись
родителей
моих, лишился не токмо надлежащего пропитания, но и дневные пищи, и, не имея
куда приклониться, стал быть совершенно безнадежен. Что почитай в то же
самое„время, а именно в 1733 году, определен я в Академию Наук от бывшего тогда
в ней президента барона Карла фон Кейзерлинга с достоинством академического
секретаря и с получением окладного на год жалованья 360 рублей к следующей
должности: 1) чтоб мне по возможности стараться о чистом слоге на нашем языке
как простым, так и стихотворным сочинением; 2) чтоб давать при Академии лекции,
ежели то от меня потребуется; 3) чтоб трудиться совокупно с другими над
лексиконом; 4) чтоб переводить с латинского и французского на русский все, что
мне дано ни будет.
Чтоб, исполняя назначенную мне должность во всем вышеупомянутом от того
времени, ревностно я трудился и многие опыты нескользкой моею к тому
способности уже подал как простым, так и стихотворным сочинением; а российское
стихотворение и новым изобретением по званию академика первый в правильнейший
порядок привел и правила печатные издал, которые уже подали искусным людям о
совершенстве науки сея истраться, о чем прежде меня никто и не мыслил,
довольствуйся
токмо весьма неправильным старинным способом. Что ж до переходу, не считая
бесчисленных небольших дел, как с латинского и французского на российский, так
и с русского сверх должности моей на оба помянутые языка, буде не больше, то не
меньше прочих всех при Академии в том я трудился и труждаюся поныне, ибо
перевел с французского великую книгу, названную родословною историею о татарах,
которая для своих примечаний весьма достойна света; перевел также с
французского великую книгу графа Марсильи «Военное состояние Оттоманской
империи», которая уже напечатана; перевел уже я с французского же и Древнее
Истории чрез Ролана (состоящая в 13 великих томах, которых пользу и красоту
довольно и достойно выхвалить и не мне не можно) совершенно три тома, а два
еще, с божие помощью, почитай уже к окончанию приведены, и уповаю скоро их
отдать в Академию. Перевел и еще небольшую книгу именем Истинная Политика и
напечатал ее своим иждивением, положив на то едва не целый год моего жалованья;
а сие токмо для пользы российских читателей; напоследок перевел я ныне недавно
с латинского уже небольшую же книгу именем Речи краткие и сильные и поднес его
ампер.
высочеству благоверному великому князю Петру Федоровичу. При сей валовой
академической работе трудился я и в бывшем при главном командире бароне фоне
Корфе российском собрании, приходя с прочими трижды в неделю, над Целлариевым
лексиконом и над прочими работами, приличными тому собранию. Также я токмо один
переводил все перечни итальянских комедий и все бывшие тогда интермедии да одну
всю итальянскую первую оперу под именем Сила любви и ненависти, окто-