рае все напечатаны. Здесь не упоминаю я похвального слова в 1733 году, речи
к членам российского собрания в 1735 году, од в разных годах моего сочинения,
также многих и переводных с Юнкеровым и Штелиновым, над чем всем много я пролил
пота; одно токмо воспоминаю, что я был, по именному ее ампер. величества указу,
и при полномочном французском министре маркизе де ля Шетарди в Москве в 1742
году. Для долговременного моего учения. для употребленного к тому странного
способа и великие охоты, для претерпения бедностей, для лишения родителей и
всего родительского за науками, для десятилетняя при Академии службы, для
показанных при ней вышеупомянутых услуг и трудов, для того, что ныне, имея уже
жену и содержа бедную сироту, сестру мою родную, вдову и с малолетнем ее сыном,
не могу содержаться вышеозначенным моим жалованьем, не имея ж ниоткуда ни
прибавки, ни надежды и приходя уже в лета, впал я в долги, а следовательно, в
бедность же и печаль; для всего сего просил я канцелярию Академии Наук
благоволить сравнить мое жалованье с жалованьем секретаря Волчков, который
получает по 560 рублей в год».
«Канцелярия Академии Наук не захотела учинить мне сравнения, просимого от
меня, так просто, чтоб я еще какой должности на себя не принял. Я, увидев ее
намерение, паки просил ее поношением августа 18 дня прошедшего же 1743 года в
такой силе, чтоб благоволить постараться о произведении меня в профессора
элоквенции, как латинские, так и российские, и также притом о таком уже мне
жаловании, каково получают профессоры элоквенции при Академии, а обещался при
профессорской должности отправлять еще по-прежнему и переводы книг, понеже в
них великая нужда России. По благосклонном принятии оного моего доношения
канцелярии Академии Наук надлежало сообщить того содержание господам профессорам
для того токмо, дабы им благоволить меня освидетельствовать, по их должности, в
способности к элоквенции, что канцелярия Академии Наук и учинила октября 10 дня
прошедшего ж 1743 года. Но господа профессоры, вместо чтоб принять меня на свой
экзамен, а потом или удостоить меня, или показать к тому мою неспособность,
определили письменно ответствовать и ответствовали того ж октября 17 дня: поне-
же-де
при Академии Наук профессия элоквенции латинской поручена господину Штелину, а
профессия-де элоквенции на российском языке от императора Петра Великого не
учреждена, и для того-де напрасно старание будет о получении при здешней
Академии такого профессорского места».
«Видя загражденный мне путь к профессорству сею их отговоркою, прибег я к
мужам весьма больше почтенным, а искусным равно в элоквенции латинской, но в
российской совершеннейшим, т.е. к членам св. прав. Синода, и просил их
покорнейше освидетельствовать меня в такой силе, имею ли я несколько достатка в
элоквенции, как латинской, так и российской. Св. Прав. Синода члены благоволили
свидетельствовать меня в том чрез надлежащее время и нашли меня несколько, но
довольно искусна в обеих помянутых элоквенциях, а в уверение сего мне дали
непостыдный аттестат. Получивши такой аттестат, сообщил я оный при доношении в
канцелярию Академии Наук, которым еще просил благоволить прописать все причины,
изъясненные в первых моих поношениях, для которых я прошу быть профессором и
подать о мне удостоение с мнением в прав. Сенат, ибо я ныне, получи толь
твердое и важное от членов св. прав. Синода засвидетельствование, признавая
себя способным к исправлению должности профессора хотя латинский, хотя
российские
элоквенции, а профессорскую отговорку отразил в оном доношении целым пунктом
следующего
содержания: 1) хотя и есть профессор элоквенции латинской, однако надлежит ему
быть токмо по то время, пока нет к тому способного человека из российских, ибо
сия Академия учреждена в пользу российских людей, как то явствует в прожекте
Петра Великого и в указе об Академии Наук 1725 года декабря 25 дня. 2) Так,
могут быть два профессора элоквенции, как теперь действительно находятся три
профессора астрономии. 3) Хотя и не положена профессия российские элоквенции,
да не положена ж и латинская, но токмо положена просто элоквенция, которая не
привязана к одному латинскому языку, для того что может состоять на всяком:
положено токмо, чтоб всякому профессору курс своей науки издавать на латинском
языке. 4) Ежели бы элоквенция здесь привязана была к одному токмо латинскому,
то бы все профессоры элоквенции, обретавшиеся здесь, и ныне обретающийся г.
Шмелин
не издавали своих сочинений стихами и прозою на немецком, которого элоквенция
так же не положена в. прожекте, как и российского. 5) Следовательно, российская
элоквенция в здешней Академии еще больше имеет права немецкой для наичистейшего
и общего во всей России употребления, и толь больше, что сия Академия учреждена
в пользу россиянам. 6) Профессорская должность не в том состоит, чтоб не
допускать до
