была особенно понравиться: она подарила за нее автору 2000 рублей, сумму по
тому времени очень значительную.
Возвратимся к академической деятельности Ломоносова. В октябре 1745 года
советник Шумахер донес Сенату, что книга, именуемая «Сокращенная
экспериментальная
физика», переведенная профессором Ломоносовым, в конференции проф. Шмелиным
прочтена и усмотрено, что объявленный перевод по большей части довольно хорош,
кроме немногих мест, которые профос. Ломоносовым при проф. Гмелинке отчасти
тогда же исправлены, а отчасти исправление их отложено до будущего печатания,
чтоб письменного экземпляра поправками не испортить. Приказали: книгу по
исправлении напечатать, а проф. Ломоносову на русском диалекте показывать
лекции. Это донесение и распоряжение были сделаны на том основании, что книга
не могла быть выпущена без разрешения Сената: в 1743 году послан был указ в
Академию Наук, чтоб она немедленно прислала в Сенат по одному экземпляру всех
книг, какие были напечатаны с начала Академии, с реестром и впредь, какие будут
печататься, также присылать с значением цен, а прежде вознесения книги в Сенат
для народного известия в продажу не употреблять.
В марте 1746 года бил челом Сенату проф. Ломоносов, чтоб ему положено было
годовое жалованье по 660 рублей в год, «ибо химическая наука состоит не токмо в
одной теории, но и в весьма трудной практике, которая и здравию вредительна
бывает». Просьба была исполнена. В июне того же года в Ведомостях читали
следующее известие: «Сего июня 20 дня, по определению Академии Наук президента,
той же Академии профессор, господин Ломоносов, начал о физике экспериментальной
на российском языке публичные лекции читать, причем сверх многочисленного
собрания
воинских и гражданских разных чинов слушателей и сам господин президент Академии
с некоторыми придворными кавалерами и другими знатными персонами
присутствовал».
В то время как даровитейший из членов Академии, первый русский ученый,
овладевший вполне европейской наукою и создававший для нее язык, собирал в
академической аудитории слушателей из разных чинов, воинских и гражданских,
Академия дожидалась решения своих внутренних распрей. Восстановление Шумахера в
прежнем значении, разумеется, не могло прекратить этих распрей, ибо он
возвратился с прежними стремлениями, законности которых никак не хотели
признать профессора, тем более теперь, когда они думали, что, оказав своею
поддержкою
великую услугу советнику, имеют право требовать от него перемены поведения в
отношении к ним. Другой советник. Нартов, успокоился на решении Сената; у него
была деятельность вне Академии: в 1746 году Ведомости извещали, что советник
Академии Андрей Нартов пожалован деревнями и знатною денежною суммою за
новообретенные
дела при артиллерии, чего еще поныне не было. Кроме того, Нартов жил
воспоминаниями
о великом человеке, подле которого судьба привела его работать в начале
поприща, и он записывал эти воспоминания для потомства. Все, что осталось от
Петра Великого, было драгоценно для его усердного токаря, и в мае 1747 года он
представил в Сенат, что в 1723 году трудами Петра Великого сделаны и имеются в
Петропавловском
соборе два костяные паникадила и один животворящий крест с апостольскими
ликами, также и в Троицком соборе костяное паникадило; а ныне он, усмотрев, что
такое великое и премудрое дело многотрудных рук Петра Великого от нападающей
пыли чрез долгое время весьма повредилось, отчего столь уже оно не удивления,
но сожаления достойно, а понеже древних славных государей, напрем. Александра
Великого и прочих, токмо по повелению сделанные кариозные вещи хранятся в
кунсткамерах с великим присмотром, то Кельми паче вышеозначенные вещи,
произведенные
собственными премудрыми трудами несравненного в сем свете императора Петра
Великого,
долженствуется всеми мерами хранить и содержать в великом наблюдении; а по
мнению его, надлежит сделать из зеркальных стекол в медных рамках футляры и
вызолотить в пристойных местах фигуры, на что нужно 2500 рублей. Сенат велел
выдать на первое время 1000 рублей. В 1748 году Сенат выразился, что
«советником Нартовым в зачине в пушках раковин совершенное искусство оказано,
коих пушек починено многое число».
Успокоился Нартов, но не мог успокоиться товарищ его в походе на Шумахера
Делил.
Видя, что комиссия взяла решительно сторону Шумахера, Делил в августе 1743 года
подал императрице просьбу об увольнении по следующим побуждениям: возвратившись
из Сибирской ученой экспедиции, уведомился он, что президент Академии Корф взял
его астрономические наблюдения и отдал молодому профессору Гейнзиусу, который
выписан трудиться под надзором его, Делила. Оскорбленный этим, Делил перестал
бывать в конференциях; Шумахер удержал жалованье его за 1741 и 1742 годы, а
комиссия решила удержать все жалованье. Делила не уволили:
