на вполовину; в Соляной конторе оставлять от этой продажи миллион рублей и
употреблять их в расход по особливым указам императрицы, а что будет лишку в
сборе, то отсылать в зачет подушных денег в Главный комиссариат. Сначала
встретились
затруднения: Главный магистрат донес, что в Казани винная продажа началась по
новому положению с 1 марта и против прежнего сбор очень уменьшился: явилось
1229 рублей, а в 1749 году, в марте месяце, собрано было 2622 рубля; то же
случилось и в Вятке. Комиссариат доносил также, что тамбовские откупщики под
видом выемки корчемного вина, приезжая многолюдством, забирают уездных
обывателей и хотя вина не вынимают, однако бьют их смертно и разоряют, отчего
эти обыватели могут прийти в несостояние платить подушный сбор и прочие подати.
Такие же жалобы приходили из Псковской провинции. Сенат решил принять самые
деятельные меры против того, чтоб изысканный способ увеличения доходов не
оказался недействительным. Он заподозрил Казанский и Вятский магистраты в
нерадении
и послал освидетельствовать тамошние сборы; а в конце года во все губернии
отправлены были особые чиновники для наблюдения за правильною продажею соли и
вина по новому положению.
А между тем Сенат все еще не имел подробных ведомостей приходам и расходам:
13 апреля 1749 года Сенат рассуждал, что он велел наикрепчайшим образом
взыскивать на Камер-коллегии, чтоб немедленно сочинены были ведомости о доходах
и расходах с 1743 по 1747 год, а, до тех пор пока они не будут поданы в
Сенатскую контору, президента коллегии и членов, секретарей и приказных
служителей держать в коллегии без выпуску, и смотреть за этим экзекутору;
несмотря на то, ведомостей до сих пор не подано, и потому приставить сенатской
роты унтер-офицера с солдатами, чтоб не выпускать президента и прочих. Но это
была только угроза, чтоб заставить поспешить делом. Ведомости не подавались, и
19 сентября призван был в Сенат прокурор Камер-коллегии Философов и спрашивав,
сочинены ль ведомости и для чего до сих пор не внесены в Сенат? Прокурор
отвечал, что ведомости сочиняются и как скоро окончатся, то подадутся. На это
ему приказано, чтоб коллегия в этом деле крайнее старание имела и для того бы
присутствующие как до полудня, так и после полудня в коллегию съезжались, а
секретарей и приказных служителей держать в коллегии без выпуску; если же
ведомости скоро не будут окончены, то прокурора и присутствующих держать будут
без выпуску.
Последним прибежищем в финансовых нуждах был, как мы видели, Монетный двор,
из которого брали необходимые суммы обыкновенно под видом займа; но
свидетельство, что запасный капитал уже истощался, показывает, как Штатс-контора
платила свои долги. Так и в конце 1750 года Штатс-контора потребовала, чтоб
приказано было отпустить до 300000 рублей заимообразно с денежных дворов на
счет отсылаемых туда пошлинных ефимков и серебра; а если отпущено не будет, то
в расходах последует остановка. С 1746 по 1750 год на Монетном дворе было
вычеканено
1467145 рублей, в том числе полуполтинников – 815645 рублей, гривенников –
651500 рублей; Сенат приказал сделать гривенников еще на 532855 рублей, чтобы в
случае их недостатка в размене крупной монеты не могло последовать крайней
нужды.
Надобно было обратить внимание на то, чтобы число плательщиков
увеличивалось, а не уменьшалось и чтоб они могли платить. Постановление, что
новообращенные в христианство жители восточных окраин освобождались на
известный срок от податей, которые раскладывались на остававшихся в язычестве
или магометанстве, это постановление должно было вести к большим затруднениям.
В Казанской губернии всех инородцев в подушном окладе считалось 319085 душ, из
этого числа к первому января 1749 года крестилось 170759 душ, из которых минула
льгота 30153 душам, а льготы еще не минуло 140606 душам, осталось в неверии
148326 душ, следовательно, новокрещеных против иноверцев приходилось больше
22433 душами, и на этих оставшихся в неверии расположено на вторую половину
1748 года по 53 копейки, итого 79850 рублей, да доимо расположено 379581 рубль,
всего должно было взыскать 459431 рубль, да с тех же оставшихся в неверии
рекруты и лошади взысканы, да и еще следовало взыскать по последнему набору. Но
Сенат получил донесение, что взыскание скоро произойти не может, многие от
такого великого и строгого взыскания бегут в леса, о других неизвестно, где
они, оставшиеся пришли в крайнее разорение.
Легко понять, что при таких обстоятельствах с особенным удовольствием был
принят Сидор Тарасов Заграбский, явившийся в 1749 году поверенным от живущих в
Польше и Молдавии русских людей. Он просил императрицу о прощении за побеги и о
позволении возвратиться и жить в Миргородском полку на пустых местах с
обязательством служить береговую и пограничную
