случае наибольше интерес будет действовать. Однако ж что касается до
спокойного жития его в России, яко то: свободностей полицейских дому его, буде
пожелает иметь собственный, то все по предписанным от него кондициям дозволено
и наблюдено будет, одним словом, он добрую теперь имеет оказию учредить себя,
фамилию и дом свой наилучшим образом и, чего сам к спокойному житию
предостеречь себе не может, а персонально мне по приезде объявит, в том я ему
буду прилежный помощник. Должность же его не иная будет при Академии, как
только быть профессором высшей математики, лекций публичных не читать и никого
без произволения своего не обучать, кроме двух или трех ему приданных адъюнктов
российских, и то в часы, свободные от трудов, и произвольно».
Гроссу не удалось уговорить Эйлера к возвращению в Россию. Прекращение
дипломатических
сношений между дворами петербургским и берлинским было главным образом
следствием шведских дел, ибо Фридриха II преимущественно раздражали решительные
действия русского посланника в Стокгольме, а Бестужев спешил пользоваться
раздражением Фридриха II, чтоб избавиться от присутствия в Петербурге прусского
посланника, опасного ему по сношениям с его врагами. Те же шведские дела вели к
столкновению и обмену неприятных нот с любимым теперь в Петербурге
кабинетом венским: Россия требовала от него также решительных заявлений насчет
шведских дел, а в Вене уклонялись. Мы видели, что русским послом сюда был
назначен граф Михайло Петр. Бестужев; Ланчинский оставался несколько времени
при нем с прежним значением, но скоро умер.
Кроме шведских дел, к которым оба двора относились не с одиноким интересом.
Мхи.
Петр. Бестужев-Рюмин имел от своего двора еще одно деликатное поручение. В
конце 1749 года он получил такой рескрипт императрицы: «Явился здесь в Москве
из Трансильвании протопоп Николай Баломири и в нашем Синоде подал прошение, что
он прислан сюда от клира и народа трансильва-но-волошского просить милостивой
защиты православным христианам в нестерпимых бедах и гонениях, претерпеваемых
ими за непринятие унии с римскою церковью. Из поданных им бумаг, к вам
пересылаемых, вы увидите, что издавна и до самого царствования императора
Леопольда они пользовались совершенною свободою относительно веры и отправления
богослужения, имели собственных греческой веры епископов и священников без
всякого ограничения и принуждения к унии; но вдруг явились от папы римского
духовные особы под именем богословов, которые сделали распоряжения к приведению
народа в унию, также и от нынешней императрицы об этом некоторые указы
последовали. Вы, рассмотри все это, прежде всего обстоятельно наведайтесь,
подлинно
ли протопоп Баломири послан сюда от всего народа с просьбою о защите и точно ли
трансильвано-волошский народ находится в таких обстоятельствах, как он
объявляет, и если окажется, что подлинно, то вы можете надлежащий мемориал
сочинить и подать министерству императрицы-королевы: в этом мемориале вы будете
домогаться, чтоб они по-прежнему были оставлены в греческой вере без всякого
притеснения. Вы обратитесь к справедливости и великодушию императрицы, укажите,
что в ее областях, во всех государствах и в нашей империи находятся разных
наций и религий люди и церкви и к перемене веры не принуждаются. Впрочем,
отдается на ваше благоусмотрение, подавать мемориал или объясниться устно».
Только в июне 1750 года Бестужев мог отвечать императрице на этот рескрипт.
По дальнему расстоянию и по малому числу приезжающих из Трансильвании он еще не
узнал, действительно ли протопоп Баломири послан от всего народа; но узнал
другое, что прошлого лета приезжали из Трансильвании депутаты с жалобою на
религиозные гонения и возвратились назад без всякого удовлетворения. Потом
присланы были оттуда же монах и приходский священник, которые самой императрице
подали жалобу на притеснения от униатов: православных, которые унии принять не
хотят, напрасно бьют, поносят, отнимают насильно их имущества, сажают в тюрьмы
безвинно, двойные подати берут, на церкви налагают оброки и не допускают в них
службу совершать, отчего уже в шесть лет младенцы без крещения, старые и
взрослые без исповеди и приобщения остаются, а умершие тела без отпевания
просто в землю зарывают. До сих пор еще нет никакого решения от императрицы.
Бестужев сделал экстракт из рескрипта императрицы, приложил к нему декрет
императора
Леопольда в пользу православных и противоположный декрет Марии-Терезии в пользу
унии и отдал канцлеру графу Улефельду с требованием прекратить гонение на
православных как добрых и верных подданных ее величества. Улефельд отвечал, что
ни о каких притеснениях не слыхал, но помнит одно: что в Трансильвании явился
какой-то возмутитель и хотел подчинить своей власти некоторых приходских
священников. Его вызвали в Вену для объявления о тягостях,