Венский двор хлопотал, чтоб шведское правительство издало обнадеживательский
акт, что правительственная форма изменена не будет; когда австрийский резидент
упомянул о необходимости этого акта французскому послу, то последний заметил,
что такой необходимости нет, ибо седьмой параграф Ништадского мира никакого
действия иметь не может: он в Азовском трактате не повторен, а между всеми
державами в обычае последними трактатами именно и специально обозначать прежние
обязательства.
Между тем Панин получил из России 50000 рублей, назначенных для
сформирования партии. Несчастный посланник не знал, что с ними делать, и писал
канцлеру Бестужеву: «Ваше высо-кографское сиятельство, конечно, сами
просвещенно ведать изволите, что с одними так называемыми добрыми патриотами
ничего начать нельзя в надежде доброго успеха. Другое дело, если б мы имели в
Сенате одного или двух достойных вождей; опыт доказал, как недостаточно
управление
партиею посредством иностранного министра, хотя бы он обладал гораздо большими
для того качествами, чем я. Может служить примером и противная здешняя партия:
она, конечно, не французскими министрами, но внутренними ее вождями управляется
и содержится и укоренение свое в делах получила чрез сенаторский подкуп;
напротив того, наша сторона как скоро в 38 году потеряла свою силу в Сенате, то
после при разных и очень полезных случаях не могла поправиться. Не вижу другого
способа к начатию формирования партии, как подкуп двоих или троих сенаторов,
которые бы имели все нужные для вождя партии качества и взяли на себя дело
составления партии, и так как время сейма еще не близко, а дело требует больших
расходов, то английский двор может здесь своим золотом преодолеть силу
Франции». Больших хлопот стоило провезти деньги в Стокгольм, чтоб утаить их от
таможенных чиновников. Гвардейский каптенармус и переводчик привезли их из
Копенгагена. Переводчик оставил своего товарища с деньгами за воротами
Стокгольма,
а сам приехал к Панину. Тот выехал с секретарями своими на охоту и остановился
ночевать
в трактире, где жил курьер с деньгами, под предлогом болезни; ночью перенесли
сумы с деньгами в комнату посланника, который вместе с секретарями надели их на
себя под епанчи и таким образом провезли в город.
Панину предстояло еще тяжелое дело – подать третье требование своего двора
шведскому правительству. 26 октября императрица опробовала следующий рескрипт к
нему: «Мы из ваших донесений усмотрели, каким образом вы учинили вторичную
декларацию шведскому министерству и какой неудовлетворительный для нас ответ
дан вам королевским именем. Мы за наилучшее изобрели требовать, чтоб шведский
двор вступил с нами в особливую негоциацию для постановления торжественной
конвенции, чтоб Швеция нынешнюю форму правления отнюдь и ни под каким видом не
отменяла, напротив чего мы обязались бы не только эту форму правления, но и
установленное
там наследство гарантировать и пригласить к той же конвенции все дворы. При
вручении этой промемории вам подается наилучший способ – содержание ее
подкрепить дальнейшими рассуждениями и явственно показать, как неприличен
данный с шведской стороны ответ и как этот новый с нашей стороны поступок
свидетельствует о наших прямо дружеских к шведскому двору чувствах, особенно к
наследному принцу, ибо, кроме того что мы ревнуем о соблюдении прав и вольности
соседственной нам нации, мы не хотим допустить, чтоб принц, покусившись
когда-нибудь их нарушить, преступил учиненную им присягу и тем в начале своего
правления возбудил ропот целой нации, любящей свою вольность, и сделал бы это
принц, в возведении которого в его достоинство мы принимали такое участие. Это
довольно показывает, основательны ли были рассеянные повсюду злостные слухи,
будто мы старались ниспровергнуть наследство, нами самими установленное, когда
мы стараемся заблаговременно отвратить и то, что могло бы служить поводом к
такому ниспровержению. Теперь шведскому министерству представляется последний
случай показать нам искренность тех уверений, какие оно нам не переставало
твердить: им стоит только вступить в предлагаемую конвенцию, что им сделать
легко, когда они обнадеживают не иметь никакого помышления об отмене нынешней
формы правления; это для них и выгодно, ибо они разом освободятся от
беспокойств, в каких их содержат продолжающиеся со всех сторон вооружения».
Канцлер писал Панину: «Я вашему высокоблагородию откроюсь, что мы, подлинно
осмотрись,
никакого скоропостижного без рассуждения поступка не сделаем и первые в огонь
не бросимся, хотя при том и всегда готовы будем ко всему тому, чего
обстоятельства и сходство всевы-сочайших интересов потребовали б. Я верю, что
господа датчане больше всех ошибутся, да и не худо, чтоб они ошибку свою прямо
почувствовали. Ее ампер. величество со всем тем, однако ж,