кии объявил, что если Россия оставит Швецию ее собственному жребию, то тем
скорее приведет к упадку господствующую партию. Императрица сделала все
возможное и должна спокойно ожидать событий, в необходимом же случае поступить
согласно с своими декларациями и тогда, конечно, найдет сочувствие в целом
шведском народе, который ничего так не опасается, как войны с Россиею. Франция
не так щедро будет расточать свои деньги, если русский двор не станет
производить
никакого движения. Все те, которые России обещают на будущем сейме золотые
горы, имеют в виду только обогатиться ее деньгами; опыт показал, как трудно и
бесполезно иностранному министру управлять здешними земскими делами, ибо в
конце он непременно будет обманут, особенно министр русский, ибо в
действительности
Россия очень мало имеет здесь истинных друзей; для главного управления делами
необходимы из шведов знатные, способные и влиятельные люди; но таких он,
Окергельм,
не знает никого, что же касается до него самого, то он покорнейше просит
оставить его в забвении, ибо не признает в себе ни малейшей к таким делам
способности. Русскими деньгами ничего сделать нельзя; другое дело, если будут
действовать морские державы в твердом соединении с венским двором: они могут
силою денег искать себе друзей и среди французской партии и вообще могут
действовать с большим успехом, чем кто-либо другой, ибо система их никогда не
может быть соединена с зависимостью Швеции. Настоящая форма правления прочна по
крайней мере на несколько времени; господствующая партия не может теперь ее
нарушить
без ускорения собственной погибели, если только русский двор останется при
твердом намерении исполнять свои декларации.
В ответном рескрипте на донесение о разговоре с Окергельмом говорилось, что
мнения Окергельма сходятся с мнениями императрицы, именно, сделавши все то, что
благодеяниями можно было сделать: предоставить шведов их собственному жребию и
быть в готовности действовать, когда безопасность русских границ того
потребует. «Действительно, опыт показал, – говорилось в рескрипте, – что
употребляемые в Швеции с русской стороны деньги служат только к тому, что
заставляют Францию высылать еще больше денег и таким образом еще больше
укреплять шведов против нас. Мы не хотим сами питать их ненависть против себя и
потому повелеваем вам поступать таким образом, чтоб злонамеренные, да и почти
все шведы видели нежелание ваше искать их благосклонности; вы можете при случае
велеть им внушать, что вы французские деньги деньгами же перевешивать не
хотите. Это, однако, не связывает вам рук продолжать знакомства, служащие вам к
получению нужных известий, и делать издержки, которых требует наша служба».
Более всех других держав русским движениям в Стокгольме должна была
сочувствовать Дания из страха перед усилением Швеции посредством самодержавия;
но Дания была держава слабая и потому не могла действовать так решительно, как
Россия, должна была поступать осторожно, озираться на все стороны. В конце
января 1749 года сам король объявил Корфу, что сущность конвенции между Россиею
и Даниею должна заключаться в двух пунктах: 1) Россия должна препятствовать
прусскому королю в угоду шведов напасть на датские области, совершенно
открытые; 2) должна быть лучше определена граница между Даниею и Швециею, ибо
хотя императрица великодушно объявила, что никаких завоеваний для себя от
Швеции не желает, но датские границы очень мало защищены от шведских нападений,
а шведы такие соседи, которым никогда верить нельзя. После этого король с час
разговаривал о шведском и прусском дворах. Корф писал, что из этого разговора
можно было приметить в короле мало высокопочитания к прусскому двору, а против
шведского, особенно против министерства, казался он очень раздраженным и, между
прочим, сказал: «Удивительное дело, что шведский двор присылает сюда всегда
таких министров, которые могут быть названы прямыми банкротами честности, таков
Тесин, таков Палмстерна, Гепкен и настоящий Флеминг, у которого такая злость и
коварство на лице написаны, хотя неизвестно, умеет ли он говорить, потому что
при всех случаях заставляет говорить за себя французского министра». При всем
том, писал Корф, король не изъяснился ни о тех способах, какими здесь думают
удержать прусского короля от вмешательства в шведские дела, ни о том, какую
границу им хочется иметь со стороны Швеции.
На другой день после этого разговора министр Нулин прочел Корфу конвенцию:
Россия и Дания согласились препятствовать всеми средствами введению в Швеции
самодержавия и потому обязуются с обеих сторон выставить на шведских границах
войско и вооружить флот; если бы Швеция вознамерилась передвинуть финляндский
корпус к норвежским границам для действий против Дании, то Россия обязана
сделать диверсию своими галерами в Швеции и тем поставить последнюю между двумя
огнями; если прусский король соберет войско вблизи датских границ, то