инструкцию депутатам не допускать такого трактата. Полоцкие уже
поговаривают, что не желают, чтоб сейм состоялся. Пользуясь завистью к
Чарторыйским нового коронного гетмана Браницкого, Полоцкие постарались привлечь
его к своим видам, и так как в случае замешательств он человек очень нужный и
со стороны Франции и Пруссии ему уже сделаны выгодные предложения, то ваше
величество можете его при прежних добрых намерениях удержать для общей пользы,
если благоволите пожаловать ему какой-нибудь знак вашей милости, например
наградить его жену портретом, так как жена покойного гетмана Полоцкого имела
портрет».
Из Варшавы Гросс поехал гостить в Волочим, имение литовского канцлера князя
Чарторыйского.
Хозяин рассказал ему, что дело об избрании наследника при жизни королевской
замышлено саксонскими министрами и чрез тайного советника посольства Саула и
графа Флеминга внушено польскому министерству и особенно ему, канцлеру
литовскому; он, поговорив с братом, воеводою русским и коронным канцлером
Малаховским,
признали, что действительно наследный принц саксонский есть лучший кандидат для
Польши; но пряже всего надобно, чтоб король и граф Бриль им о том сказали и
чтоб король как в раздаче вакантных мест, так и в других мерах твердо следовал
их советам, чтоб в воеводствах могло быть все мало-помалу приготовлено, а
король старался бы между тем привлечь к тем же видам и русскую императрицу и
чтоб они наперед были уверены, что в случае нужды не будут оставлены Россиею.
Из Волочима Гросс ездил в Белосток, имение гетмана Браницкого, и оттуда
отправился в Гродно, где должен был происходить сейм. В Гридне он получил из
Петербурга рескрипт, поставивший его в очень затруднительное положение. «К
крайнему удивлению уведомились мы, – говорилось в рескрипте, – что шляхетство
курляндское
на своем сеймике большинством голосов определило посылаемому на сейм депутату
дать инструкции, чтоб он просил короля о доставлении свободы герцогу Бирону.
Обер-раты
в этом деле умеренно и осторожно поступили, но особенно хлопотали маршал земских
депутатов Гейтинг, некто Модем из Тительминда да Драхенфельс, который имеет в
аренде наш секвестрованный атм. Вальгоф. Вы можете легко рассудить, в какое
удивление привело нас это нечаянное и нашему намерению совсем противное
происшествие, тем более что до сих пор большая часть тамошнего шляхетства не
только не желала освобождения Биронов, но и, домогательствам о том противной
стороны, т.е. обер-ратской партии, сопротивляясь, никогда не допускала
произведения их в действо. И так как мы по нашим интересам никак не можем
спокойно смотреть на порученное теперь курляндскому депутату домогательство об
освобождении
бывшего герцога, напротив того, как прежде, так и теперь желаем, чтоб
курляндские дела оставались в том же положении, в каком они по сие время были,
то прошение к королю о Бороновом освобождении допустить не надлежит; поэтому
повелеваем вам употребить крайнее старание ваше и труды, чтоб курляндский
депутат не прежде допущен был на аудиенцию пред короля, как по окончании сейма,
точно так, как это случилось с таким же курляндским депутатом Корфом».
«Не без великого труда в том преуспеть возможно, – отвечал Гросс, – потому
что граф Бриль и большая часть поляков сильно интересуются освобождением
герцога Бирона или по крайней мере получением какого-нибудь решения вашего
величества. Граф Бриль в присутствии коронного канцлера и английского
уполномоченного говорил мне в сильных выражениях, что подлинно король прусский
возбуждает курляндцев, чтоб они вновь обратились к Польше с просьбою об
освобождении своего герцога, и что если по-прежнему просьба их не получит
удовлетворения,
то, так как польское покровительство не приносит им никакой пользы, они могут
выбрать в герцоги брата его, принца Генриха, причем могут быть обнадежены в
сильной защите Пруссии. С другой стороны, Франция и Пруссия внушают полякам,
что король Август намерен сына своего принца Ксаверия назначить герцогом
курляндским; внушения эти клонятся к тому, чтоб возбудить смуту в Польше и
Курляндии, чем прусский король воспользуется». Но как скоро Гросс объявил
канцлерам коронному и литовскому и графу Брилю о желании императрицы, чтоб в
курляндских делах не произошло никакой перемены и чтоб курляндский депутат
Шоппинг
прежде сейма не получил аудиенции у короля, то все трое без отговорки обещали
свои услуги в этом деле. Канцлер Малаховский обещал, что речь Шоппинга будет
написана в общих выражениях и будет сообщена Гроссу, что депутатская инструкция
из канцлеровых рук не выйдет и насчет ответа на нее канцлер наперед условится с
Гроссом. «Но если сейм состоится, – писал Гросс, – то предвижу, что опять будет
предложение вашему величеству или об освобождении Бирона, или об окончательном
решении
курляндского дела, и предложение это, быть может, сделается чрез особое
посольство, которое отправится с извещением о признании Польшей императорского
титула русских государей.