реговоров с Англиею о субсидиях. – Дела турецкие.
Проходил трехлетний срок, и в конце 1752 года Елизавета начала собираться в
Москву. На этот раз она хотела посещать и старый Кремль, почему летом 1752 года
в нем назначены были переделки и новые постройки: архитекторы определили
сломать палатки, которые были приделаны к Столовой палате и в которых сидели
секретари и приказные служители Сенатской конторы. Но следствием этой сломки и
вывода Сенатской конторы был целый ряд перемещений: под канцелярию Сената велено
было взять верхние покои Вотчинной коллегии и конторы Главного комиссариата, а
нижние, под Комиссариатскою конторою и под Юстиц-коллегиею, палаты взять под
сенатский
архив с Печатною конторою и типографиею; Вотчинную коллегию перевести в нижние
департаменты Берг– и Мануфактур-коллегии; а Комиссариатскую контору поместить в
тех покоях, где был Судный приказ; Судный приказ вывесить туда, где был Сыскной
приказ, а последний с колодниками перевесить на житный двор у калужских ворот;
в Кремле острог и казармы в Сыскном приказе немедленно сломать и построить их
на калужском житном дворе и вперед в находящихся в Москве в Кремле коллегиях,
канцеляриях и конторах колодников отнюдь не держать, отсылать их в новый острог
на калужском житном дворе или держать в других пристойных местах, кроме Кремля;
Ямскую контору перевесить в Охотный ряд в палаты, где была Полицмейстерская
канцелярия,
и вместе с Ямскою конторою там же уместить Раскольническую контору и школу, в
которой
обучаются архитекторши ученики; а в те покои, где была Ямская контора,
перевесить
разрядный архив; находящихся при Сенате офицеров геодезии и геодезистов, также
и школу, в которой обучаются коллегии юнкеры, перевесить в палаты под
Ивановскою колокольнею, где был глобус.
Но прежде всего нужно было очистить Кремль; подле Успенского и
Благовещенского соборов, пред Грановитою палатою и у Красного крыльца были
накладен
груды кирпича и других припасов, но, кроме того, щебню, разбитых колоколов и
всякого сора было такое множество, что с большим трудом можно было проходить.
Сенат предписал своей конторе распорядиться немедленно уборкою всего этого:
«Исполнить самым делом, а не через переписку», иначе контора будет отвечать.
Несмотря на свой печальный вид, медленность, с какою оправлялась после
пожаров, Москва по центральности своего положения, выгодного в промышленном и
торговом отношении, привлекала к себе много людей, которым нужно было запастись
и предметами роскоши, и хорошими и дешевыми съестными припасами, и полечиться у
хорошего медика, и купить книжек в академической лавке. Пуд печеного ржаного
хлеба стоил в Москве 26 копеек, пшеничного – 64, пуд масла коровья – 2 рубля 14
копеек, постного – 19 копеек ведро, пуд говядины – 12 копеек, сажень дров
березовых трехаршинных – 1 рубль 60 копеек, пуд оловянной посуды – 12 рублей.
Люди, которые не могли иметь крепостных служителей, платили работнице в год по
3 рубля. Лучшее иностранное вино получалось в погребе Маменторфа; в это время
вместо венгерского вина начало входить в моду шампанское, которого бутылка
стоила в Москве 1 рубль 30 копеек. Фунт чаю стоил 2 рубля, пуд сахару – 7
рублей 50 копеек, кожа – 5 рублей, пуд осетров – 1 рубль, пуд белуги – 80
копеек, пуд икры – 2 рубля 80 копеек, пуд меду – 1 рубль 20 копеек, воску – 8
рублей 50 копеек, пуд ветчины – 50 копеек. Известный доктор Манси брал по 15
червонных за лечение серьезных болезней.
18 сентября 1752 года императрица изволила указать, что намерена в будущем
декабре отправиться в Москву, куда, должны следовать Синод, Сенат, коллегии
Иностранная, Военная, Штатс-контора, Главная полицмейстерская канцелярия,
Дворцовая, Монетная, Ямская, Придворная и Конюшенная конторы и другие места,
которые в 1748 году ездили из Петербурга в Москву. 16 декабря Елизавета выехала
в Москву, куда приехала 19 числа. В Петербурге главноуправляю-щим остался
сенатор адмирал князь Мхи. Мхи. Голицын.
К Гловинскому двору (т.е. дому, ибо слово дворец тогда еще не
употреблялось), где, по обычаю, поместилась императрица в Москве, приделан был
осенью деревянный флигель для великого князя и великой княгини. Флигель этот,
состоявший из 12 больших комнат, оказался чрезвычайно сыр и неудобен, например,
в уборной комнате великой княгини были помещены ее придворные девицы и дамы с
их прислугою, всего 17 человек, у которых был один выход – через спальню
великой княгини. Императрица, пришедши к великой княгине и уведя, что двери ее
спальни беспрестанно то отворяются, то затворяются, служа единственным выходом
для 17 человек, велела сделать в их комнате дверь из окна с лестницей на улицу,
и бедные дамы должны были