курляндского дворянства. Канцлер Малаховский и князь Чарторыйский также
обещали Гроссу стараться, чтоб аудиенция Гейтинга была отложена до окончания
сейма, но при этом Чарторыйский не скрыл, что всякий шум об этом предупредить
нельзя, ибо в инструкциях, данных своим послам разными польскими и литовскими
поветами, внесен пункт – настоять у короля, чтоб он исходатайствовал решение в
пользу герцога Бирона, да и сенаторам запретить нельзя, чтоб они не упоминали
об этом в своих речах; только до сеймового решения дело не пойдет, потому что,
по всем вероятностям, тем или другим способом сейм будет разорван.
Английский полномочный министр Уильямс объявил Гроссу, что его король имеет
в Польше один интерес – споспешествовать видам российской императрицы, и
прибавил, что король его признает невозможным стараться о том, чтоб наследный
саксонский принц при жизни отца был назначен и наследником польского престола,
особенно теперь, когда двор в деле Острожской ор-динации старых своих
приверженцев, которых преимущественно употреблял для приведения в действие
проекта о преемстве престола, оставил и начал держаться членов французской
партии. Гросс отвечал, что императрица одного мнения с королем, и в самом деле,
принимая во внимание настоящие обстоятельства, отношения французские, прусские
и турецкие, иначе и думать об этом деле нельзя.
Не имея надежды, чтоб сейм состоялся, Гросс начал хлопотать, нельзя ли в
сенатус-консилиуме
провести дело о признании Польшею императорского титула русской государыни.
Канцлер и князь Чарторыйский на его предложение отвечали, что дело возможное,
если б они наперед были уверены в значительном большинстве голосов в Сенате и
особенно в чистосердечной помощи двора и партии графа Манишка, ибо в противном
случае они бы только понапрасну компрометировали императрицу и подали повод
врагам своим уменьшить кредит их у шляхетства: враги их стали бы толковать, что
они в угождение чужой державе решили дело, принадлежащее сейму. Когда же Гросс
предложил об этом Брилю и Манишку, те высказали недоверие к князьям
Чарторыйским и приятелям их, прибавив, что из опасения французско-прусских
интриг не надобно преждевременно разглашать о намерении внести вопрос о титуле
на решение сенатус-консилиума, а, когда сейм разорвется, тогда должно
советоваться с благонамеренными сенаторами о возможности удовлетворить желанию
императрицы и о способах к тому. Упоминовение о французско-прусских интригах
дало Гроссу возможность сказать Брилю: «Как жаль, что с некоторого времени
члены французской партии льстят себя покровительством самого двора и
прилагаются всякие старания к уменьшению значения магнатов, издавна преданных
королю и императрице; дурные следствия этого оказываются явно в деле Острожской
ординации, во внушениях Франции при Порте, которая наполнила Польшу эмиссарами
в предосуждение чести королевской. Король не должен оставлять старых общих
приятелей своих и России, как людей испытанной честности и благонамеренности,
не должен позволять, чтоб они были приведены в бессилие, но должен содержать их
в прежней доверенности, чтоб в случае нужды пользоваться их кредитом для общих
интересов
и сохранения тишины в Польше; впрочем, императрица, давая этот добрый совет по
союзнической
дружбе с королем, отнюдь не советует королю презирать всех других магнатов,
напротив, надобно стараться всех вельмож, не обращая внимания, кто они –
Чарторыйские или Полоцкие, приводить в согласие для единодушного содействия
общим интересам. Граф Бриль вместо прямого ответа сделал печальный вид и
распространился в жалобах против князей Чарторыйских, против их недоверчивости
к нему, Брилю, и его зятю Манишку, говорил, что Чарторыйские и канцлер
Малаховский
сами повредили своему кредиту у духовенства поведением своим в этом несчастном
деле Острожской ординации. Потом Бриль спросил: „Чем двор при настоящих
обстоятельствах подкрепляет французскую партию?“ Гросс отвечал: „Тем, что
поддерживается гетман коронный, который поступает по советам главного
французского сторонника воеводы Бельского“. „Никто, – возразил Бриль, – так
жестоко не попрекал за это коронному гетману, как я; вы сами видите, что король
оказывает явно свое неудовольствие воеводам Бельскому и брацлав-скому, генералу
Мокрановскому, Хоецкому и подобным людям, из которых одних и состоит теперь
французская партия“.
Когда Гросс говорил Манишку о соглашении с старинными приверженцами
императрицы и короля, то Мнишек отвечал, что не хочет быть в зависимости ни от
кого, кроме короля и своего тестя. Гросс писал своему двору, что в партии графа
Манишка нет ни одного умного человека из знатных, а главные его советники,
коадъютор киевский Салтык и братья Збоинские, неоднократно заявили свое
корыстолюбие и двоедушие, и хотя вследствие спора по Острожскому делу партия
