койство и стали упрашивать Обрезковая, чтоб помедлил подачею ноты. Особенно
горячился английский посол, который обнадежил Порту, что усердным старанием его
короля и римской императрицы это дело кончится к удовольствию Порты. Обрезков
имел слабость склониться на желание союзных министров и отложить подачу ноты, и
когда Порта начала спрашивать, какое же наконец принято в Петербурге решение,
то он вместе с союзными министрами отвечал, что окончательного решения еще не
принято. На донесение Обрезковая об этом вице-канцлер Воронцов заметил: «Мне
мнится, что весьма напрасно себя допустил уговорить союзным министрам, чтоб
присланный отсюда ответ Порте сообщить помедлить, понеже чрез собственное
медление
себе больше амбара (затруднения) причинил, а турецкому ожиданию ответа
вящую нетерпеливость умножит, к тому ж из депеши ясно усмотреть мог, что
здешний ответ есть точный и никакой другой отмены ожидать не должно б,
следовательно, подачею оного медлить не надлежало, дабы единожды навсегда от
нескладного турецкого требования, чтоб крепость не строить, отделаться».
По объявлению Портера рейс-ефенди говорил английскому переводчику именем
султанским,
что если Порта получит из Петербурга решительный отказ, то не колеблясь
пристанет к противной стороне, отчего можно опасаться и войны. На донесение об
этом Обрезковая Воронцов заметил: «По моему мнению, ежели б сии господа союзные
министры, признав справедливость нашу о построении крепости, с большею
твердостью в пользу нашу на представления турецкие ответствовали, а не с такою
опасностью (боязливостью) и менажированием требования ее принимали, то, конечно
бы (как и последует), горячность и угрозы турецкие давно бы в ничто обратились.
Слабейше мнится, что сие дело одним или другим образом лучше между собою самим,
без посторонних посредников прекратить, а иначе скоро конца не дождаться».
Обрезков писал, что крепость св. Елизаветы рано или поздно может быть главною
причиною разрыва с Портою, ибо турки считают ее так же важною, как и Белград,
когда он находился в австрийских руках, и спрашивал, польза от нее перевесит ли
этот вред. На это Воронцов заметил: «Человек в мыслях своих, а еще более в
гаданиях весьма ошибиться способен; напротив мнения г. Обрезковая думаю, что
построение
крепости св. Елизаветы будет для переду великим авантажем России и туркав в
узде содержать».
Воронцов был совершенно прав: дело было вздуто рейс-ефенди и боязливостью
Пенклера,
Портера и Обрезковая. Когда оно было спокойно представлено султану, тот дал
такое решение: так как строение крепости производится в русской земле и в
некотором отдалении от турецких границ, то, если дружественным образом
отклонить его нельзя, отстать от всяких требований. Это решение было последним
в жизни султана Махмуда: 2 декабря 1754 года он умер и на престол вступил брат
его Осман.
Глава пятая
Продолжение царствования императрицы
Елизаветы
Петровны. 1755 год
Слушание статей нового Уложения. – Межевое дело. – Самоуправства. – Новый
генерал-кригскомиссар князь Шаховской. – Башкирский бунт и его утешение. –
Продолжение неприятных сношений с польско-саксонским правительством по делу
князей Чарторыйских и отозванию саксонского посланника Финка из Петербурга. –
Дело о конвенции с Англиею. – Реляция Панина о состоянии дел в Швеции и письмо
к нему канцлера Бестужева. – Уступка требованиям Турции относительно строения
крепости св. Елизаветы.
Главным занятием Сената в продолжение 1755 года было слушание статей нового
Уложения. 11 апреля начали слушать Уложение, и выслушано первой части
одиннадцать глав и доклад комиссии о соединении некоторых правительственных
учреждений с другими, а именно: вместо Ре-визион-коллегии положено быть при
Сенате и Сенатской конторе счетным экспедициям; вместо Мануфактур-коллегии –
экспедиция при Главном магистрате; Штатс-контору соединить с Камер-коллегиею;
дела Раскольничьей конторы и сбор денег с раскольников поручить Камер-коллегии;
дела Сибирского приказа распределить по другим местам. 12 июля приказали
доложить императрице, что нового Уложения сочинены две части, судная и
криминальная, с их процессами, с изъяв-