князей: так хорошо ли, если и польско-саксонский двор обяжется с нею
субсидным
трактатом? «Полноте, – отвечал англичанин, – все это хитрости Бриля:
французский двор и не думает предлагать Августу III субсидии».
Между тем смерть белорусского епископа Волчанского налагала на Гросса новую
трудную обязанность – провести на это место русского кандидата. По рескрипту от
своего двора Гросс просил Бриля доложить королю, что императрица, полагаясь на
дружбу его, уверена, что его величеству не будет неприятна ее рекомендация
кандидата на место Волчанского: этот кандидат – архимандрит Киевобратского
училищного монастыря и ректор Киевской Академии Георгий Конский, природный
шляхтич украинский, человек ученый, честный и благонравной жизни. Гросс
прибавил,
что его величество покажет этим особенное внимание к императрице, которая при
каждом удобном случае взаимно заплатит таким же вниманием. Бриль отвечал, что с
королевской стороны не будет никакого затруднения в назначении Конского, но
прежде всего король сообщит об этом канцлеру литовскому князю Чарторыйскому,
который должен прислать свое мнение, нет ли законного препятствия. Гросс писал
по этому случаю: «Так как определение греко-русского епископа в Литве всегда
было противно духовенству римскому и униатскому, а теперь этому особенно
противится митрополит полоцкий, то двор желает всю ненависть за это дело
сложить на одного канцлера литовского, который при настоящем озлоблении на него
двора, пожалуй, не захочет поступить вопреки уставам республики, запрещающим
назначать в епископы не из польских и литовских шляхтичей». Чрез несколько
времени Бриль объявил Гроссу, что, несмотря на письмо папы, не желающего
определения нового греко-русского епископа, король намерен по прежним примерам
на
этот раз подписать привилегию Конскому. Гросс заметил, что по девятой
статье вечного мира русские имеют право не на этот раз, но навсегда иметь
своего епископа в Белоруссии и потому сопротивление папы, который не может
уничтожать торжественные договоры, очень некстати.
Нужно было через Бриля выхлопотать необходимое для русских интересов
утверждение Конского и в то же время говорить Брилю очень неприятные вещи. От
24 февраля Гросс получил рескрипт императрицы, в котором говорилось: «Не без
крайнего сожаления усмотрено здесь из реляции вашей, что в конференции у графа
Бриля
с великобританским министром, когда последний много говорил в защиту нашей
партии, т.е. Чарторыйских, вы простым свидетелем были, ибо вам наши намерения
довольно известны и нами никогда отменяемы не были, почему вы были в состоянии
достаточно подкреплять справедливые рассуждения Уильямса и в таком важном
случае прилагать старания о нашем интересе. Наше намерение, несмотря на
рассуждение и старания графов Бриля и Манишка, а может быть, на частный их
интерес и пристрастие к новосоставленной ими партии, всегда и неотменено старых
благонамеренных патриотов князей Чарторыйских с их партиею как искуснейших и
надежнейших для наших и собственных королевских интересов подкреплять и
защищать, а притом и всех других магнатов явно не раздражать, но по удобности
стараться
приласкать. В таком намерении мы повелеваем вам, испроси нарочно конференцию,
графу Брилю для донесения королю вновь представить, а если удобный случай
будет, и самому королю словесно повторить, что, во-1, мы весьма неохотно
уведомились,
что наши пред сим его величеству дружески поданные присоветования о сбережении
старых благонамеренных патриотов в их прежнем состоянии без утеснения и
озлобления никакого действа не возымели и что нам сие тем наипаче удивительно,
понеже присоветования наши токмо на дружбе к его величеству и на общих обоих
дворов интересах основаны были. 2) Что мы как прежде, так и ныне присоветовать
не хотим, чтоб кроме помянутых благонамеренных, между которыми главнейшие
князья Чарторыйские разумеются, других в республике знатность и кредит имеющих
магнатов пренебрегать и раздражать, но паче желаем, ежели возможно было б, и
всех их воедино для единодушного поспешест-вования обоесторонних интересов
привлекать и в согласие приводить, а чтоб притом старых друзей, которых
благонамеренность давно уже испытана, вовсе оставить и в бессилие привесить, мы
отнюдь за полезно признать не можем, да и сам его величество король по
собственным своим интересам, соглашаясь в том с нами, не изволил бы того
допустить, ежели б (как чаятельно) посторонние и безведома его величества
чинимые происки иначе не подействовали, как то ныне видно, что 3) вместо
прежней благонамеренной и в надежности довольными опытами засвидетельствованной
новая будто двору королевскому преданная партия, в таких персонах состоящая,
избрана и возвышена, которые в самом деле больше французскому двору всегда
преданы были и которому наипаче они и впредь свои услуги делать обязаны будут,
когда им по рекомендациям французским
