ли быть иначе в науках? Спор кончился бранью, после чего Теплов, Шумахер и
Мюллер донесли президенту, что не могут присутствовать вместе с Ломоносовым в
академических собраниях. Разумовский велел сделать Ломоносову выговор и
запретить ему являться в собрания. «Я осужден, – писал Ломоносов Шувалову, –
Теплов цел и торжествует. Виноватый оправлен, правый обвинен. Поварнин
(Шумахер) надеется, что он и со мною так поступит, как с другими прежде.
Президент наш добрый человек, только вверился в Ковернина. Президентским
ордерам готов повиноваться, только не Теплова. Итак, в сих моих обстоятельствах
ваше превосходительство всепокорнейшее прошу, чтоб меня от такого поношения и
неправедного поругания избавить; дабы чрез ваше отеческое предстательство
всемилостивейшая государыня принять в высочайшее свое собственное
покровительство и от Теплова ига избавить не презрела и от таких напалков по
моей ревности защитить мастерски благоволила. Чрез вашего превосходительства
ходатайство от дальнейших обстоятельств вскоре спасен быть ожидаю».
Ожидание сбылось: пришло приказание от Разумовского возвратить ему его ордер
относительно Ломоносова и объявить последнему, чтоб по-прежнему присутствовать
в академических собраниях. Свою ученую деятельность за описываемый период
времени Ломоносов закончил изданием грамматики. Об ней остались в его заметках
следующие слова: «Меня хотя другие мои главные дела воспящают от словесных
наук, однако, видя, что никто не принимается, я хотя не совершу, однако начну,
что будет другим после меня легче делать».
Полезные почины относительно русской истории и географии делал другой
академик, Мюллер. Так как Мюллер пробыл около десяти лет в Сибири на двойном
жалованье, то, по мнению академической канцелярии, нельзя было потерять это
иждивение, и она заключила с Мюллером новый контракт, по которому он обязался:
1) быть при Академии наук профессором в университете и для сочинения
генеральной российской истории; к тому же определяется историографом, причем
обещает высокий ее императорского величества интерес и Академии честь и пользу
всячески
наблюдать. 2) Начатые свои дела, на которые уже столько иждивения употреблено,
а именно «Сибирскую Историю», в которой бы иметь достоверное описание положения
всей Сибири географического, веры, языков всех тамошних народов и древностей
сибирских, и таким образом вместе с профессором Фишером производить, чтоб
всякий год издать можно было по одной книжке путешествия его. 3) Когда
окончится «Сибирская История», тогда он, Мюллер, употреблен будет к сочинению
истории
всей Российской империи в департаменте, который ему от Академии показан будет,
по плану, который им самим сочинен в то время быть имеет и в канцелярии
опробован.
4) Понеже он, Мюллер, ит. лекций уволен, то вместо того отправлять ему
ректорскую должность при университете. Исторические труды Мюллера
рассматривались в особом историческом собрании, состоявшем из нескольких
академиков. В одном месте «Сибирской Истории» было сказано, что Ермак позволял
своим казакам разбойничать. Ломоносов и другие члены исторического собрания
заметили, что «о сем деле должно писать осторожнее и помянутому Ермаку в
рассуждении
завоевания Сибири разбойничества не приписывать». Мюллер отвечал, что это
обстоятельство
не подлежит никакому сомнению, изменить его нельзя и потому лучше совсем
выпустить.
Если историк обязывался осторожностью относительно Ермака, то мы не удивимся
запросу, полученному Мюллером от президента Академии, сам ли собою он сочинял
найденные в его делах родословные или по чьему-нибудь приказу или прошению; а
потом Теплов объявил ему именем Разумовского, чтоб он таких родословных впредь
не сочинял, а трудился бы в одних настоящих своих должностях. Мюллер отвечал,
что составлял родословные таблицы по должности историка, потому что история и
генеалогия так между собою связаны, что одна без другой быть не может. Но
отмены приказания не сочинять родословных не последовало, и Мюллер показывал,
что больше не сочиняет. Мюллер написал предисловие к своей истории, или к
«Описанию Сибирского царства»; Шумахер настаивал, что предисловие не нужно, ибо
клонится больше к распространению суетной славы автора; Мюллер просил
позволения поместить при своем труде две летописи в виде приложения; Шумахер
замечал, что Мюллер и то без нужды наполнил свою книгу жалованными грамотами,
из чего видно, что хотел только увеличить свою историю и время продлить.
Академическая канцелярия объявила Мюллеру, что «хотя, по рассуждению вашему, и
потребны
доказательства к вашей „Сибирской Истории“, однако находится при достопамятных
вещах
немалое число в оной же летописи лжебасней, чудес и церковных вещей, которые
никакого иноверства не только не достойны, но и противны регламенту
академическому, в котором именно
