цепь сажают. А ты это в противность правам делаешь». Брамарбас указывает на
свою шпагу: «Вот право офицерское!» Подьячий, указав на свое перо: «Это хоть и
не так остро, однако иногда колет сильнее и шпаги».
Литературные занятия Сумароков считал своею службою. Так, он писал
императрице: «Вашего императ. величества человеколюбие и милосердие отъемлют
мою робость пасть к стопам вашего императ. величества и всенижайшее просить о
всемилостивейшем помиловании. Я девятый месяц по чину моему не получаю
заслуженного жалованья от Штатс-конторы, и как я, так и жена моя почти все уже
свои вещи заложили, не имея, кроме жалованья, никакого дохода, ибо я деревень
не имею и должен жить только тем, что я своим чином и трудами имею, трудятся,
сколько сил моих есть, по стихотворству и театру. Я в таких упражнениях не имею
ни минуты подумать о своих домашних делах. Дети мои должны пребывать в
невежестве от недостатков моих, а я терять время напрасно, которое мне потребно
для услуг вашему императ. величеству в рассуждении трудов моих к увеселению
двора, к чему я все силы прилагаю и всею жизнью моею с младенчества на
стихотворство и на театральные сочинения положился, хотя между тем и другие не
в должности, и многие лета был при делах лейб-компании, которые вправлены мною
беспорочно; свидетель тому его сиятельство граф Алексей Григорьевич
(Разумовский), который вашему императ. величеству о моей прилежности и
беспорочности всеконечно представить может. Труды мои, всемилостивейшая
государыня, сколько мне известно, по стихотворству и драмам не отставали от
моего в исполнении желания, и сочинениями своими я российскому языку никакого
бесславия не принесу, и, покамест не совсем утихнут мысли мои, я в оных к
увеселению вашего величества и впредь упражняться всем сердцем готов».
Относительно других искусств встречаем известие о трудах ветерана русских
живописцев Ивана Вишнякова, хотя и не можем обозначить в точности эти труды. В
1752 году Вишняков по представлению канцелярии от строений, и за
добропорядочное порученных ему дел исправление, и за излишне понесенные его
пред прочими мастерами труды, и за долговременную, с 721 года, службу
произведен в надворные советники с жалованьем по 700 рублей. Архитекторами в
Петербурге
видим братьев Разиных, в Москве – Евлашева и князя Дмитрия Ухтомского, в Киеве
– Мичурина. В 1752 году кн. Ухтомский представил Сенату, что определено к нему
для обучения архитектуры цывилис учеников число довольное, только
подлежащих для совершенства к их обучению казенных архитектурных книг не
имеется, в чем состоит крайняя нужда, а именно: Вит-рувия – «О рассуждении
орденов
с фигурами», Серия – «О пропорции орденов», Палладия – «О рассуждении орденов»,
Бароция на русском языке в пол-листа шесть книг, Полусдекера, Девилье-ра – «О
рассуждении орденов и о укреплении фундаментов», Опции – «О прошпективе».
Штормовав
– «Лексикон науки архитектурной», садовых с фигурами две книги, книга древних
греческих статуй, машинных и механических, на русском языке. По запросу Сената
Академия наук показала, что из вышеобъявленных книг в продаже находятся только
Полусдекера
ценою три тома 16 рублей 50 копеек да «Механика» на русском языке – 20 копеек.
Сенат приказал: которые есть – купить, а остальные, когда при Академии или у
вольных в продаже будут, купить и отдать Ухтомскому.
Сохраним память о простом русском человеке, который в описываемое время
изобрел «са-мобеглую коляску». То был крестьянин подгородной Иранской слободы
Леонтий Шамшуренков; коляска двигалась под закрытием с помощью двух
человек и стоила 90 рублей; мастеру выдано было за нее из казны 50 рублей
награждения. Потом Шамшуренков объявил Сенату, что сделал он коляску, а теперь
может сделать сани, которые будут ездить зимою без лошадей; может сделать также
часы, которые будут ходить у коляски на задней оси и будут показывать на кругу
стрелою до 1000 верст, на всякой версте будет бить колокольчик, и прежнюю
коляску может сделать уборное и на ходу будет скорее. Сенат велел спросить,
сколько все это будет стоить. Последствия неизвестны.
Дополнение
Показание графа Чернышева Захара.
1753 года, января 11, будучи в компании с г. полковником Левонтьевым, скоро
после обеда соглашались мы с прочими бывшими в оной компании ехать в гости, а
Левонтьев, не соглашаясь с оным, привел меня ему сказать, что он мудреный
человек и своенравный, что с ним никогда ни в
