бедна. Успокоюсь на этот счет, Фридрих заключил союз с Англиею 16 января
1756 года.
Известие об этом союзе произвело страшное впечатление во Франции, вследствие
чего 2 мая 1756 года заключен был в Версале оборонительный союз между Франциею
и Австриею.
Англия увидела, что ошиблась в своих расчетах. Погруженная в соображение
одних своих интересов, она забыла, что и у других держав есть свои интересы,
что если в Лондоне был интерес ганноверский, то в Вене был интерес силезский.
Английский посланник в Вене Скейт имел любопытный разговор с Мариею-Терезиею по
поводу австро-французского союза. Когда Скейт заметил, что этот союз есть
нарушение прежних дружественных отношений Австрии и Англии, то императрица с
жаром отвечала: «Не я покинула старую систему; но Англия покинула и меня, и
систему,
когда вступила в союз с Пруссиею. Известие об этом поразило меня как громом. Я
и король прусский вместе быть не можем, и никакие соображения в мире не могут
меня побудить вступить в союз, в котором он участвует. Мне нельзя много думать
об отдаленных землях, пришлось ограничиться защитою наследственных владений, и
здесь я боюсь только двух врагов: турок и пруссаков. Но при добром согласии,
которое теперь существует между обеими императрицами, она покажут, что
могут себя защищать и что нечего им много бояться и этих могущественных
врагов».
Последние слова одной из императриц показывали, что Англия ошиблась и в
другой раз: австрийское влияние в Петербурге было сильнее английского; ошибочны
были полученные Фридрихом II известия, что английское влияние здесь
преобладает, потому что англичане могут дать больше, чем австрийцы. Ошибочно
было и мнение Куница, что политика России истекает не из действительных ее
интересов, но зависит от индивидуального расположения отдельных лиц: с начала
царствования при дворе Елизаветы повторялось, что король прусский есть самый
опасный враг России, гораздо опаснее, чем Франция, и это было убеждением самой
императрицы. Петр Великий оставил Россию в самых благоприятных внешних
отношениях:
она была окружена слабыми государствами – Швециею, Польшею; Турция была или по
крайней мере казалась более сильною и опасною, и это уловило австрийский союз
по единству интересов, по одинокому опасению со стороны Турции; это же уловило
и враждебные отношения к Франции, находившейся в постоянной дружбе с султаном.
Но теперь обстоятельства переменились; вблизи России является новое могущество;
прусский король обрывает естественную союзницу России Австрию; он сталкивается
с Россиею в Швеции, Польше; отдаленность Турции не мешает ему искать ее дружбы,
и, разумеется, не для выгод России. Блестящие способности Фридриха II и
неразборчивость средств при достижении целей делают могущество Пруссии еще
более опасным, еще более усиливают раздражение, ибо заставляют быть в натянутом
положении, вечно готовиться к какой-нибудь неожиданности, военной или
дипломатической. Помнили хорошо, как были наказаны за оплошность нападением
Фридриха на Саксонию; знали, что Швеция и Польша сами по себе неопасны; но
когда будут соединены прусскими интригами, тогда другое дело; вследствие
могущества Пруссии и характера ее короля боялись не только за Курляндию, но и
за приобретение Петра Великого. Это постоянное опасение и раздражение сделали
господствующею мысль о необходимости окружить прусского короля цепью союзов и
сократить его силы при первом удобном случае. Приняли предложение Англии о
субсидном
трактате, имея в виду выставить на чужой счет большое войско против прусского
короля, и остановились только при мысли: а что если Англия потребует это войско
не против прусского короля, а против Франции, потребует выслать его в
Нидерланды? Австрия отказывается посылать туда свое большое войско, требует,
чтоб Англия послала свое или наемное! Но не одна эта мысль должна была
удерживать
русское правительство от заключения субсид-ного трактата. Если Австрия на
основании английских намеков давно уже внушала французскому двору о готовящемся
союзе между Англиею и Пруссиею, то почему она могла скрывать это при
петербургском дворе? Эстергази не сообщал этого официально, мог не сообщать
этого канцлеру, известному приверженцу английского союза, но должен был внушать
об этом Воронцову, Шуваловым, должен был внушать об этом из раздражения против
Англии, из старания оправдать сближение Австрии с Франциею.
Мы видели, что ратификация субсидного договора была остановлена в конце 1755
года, и Воронцов объяснял Уильямсу медленность императрицы нежеланием ее
посылать свои войска далеко в Германию или Нидерланды и желанием употреблять их
только против короля прусского. 19 января 1756 года канцлер подал императрице
следующую записку: «Английская субсидная негоциация во время продолжительного
своего течения неоднократные подавала случаи утруждать ее императорское
величество всенижайшими представлениями. Наблюденная тем должность полу-
