II августа Эстергази сообщил опасения своего двора, чтоб король прусский не
напал нечаянно на Богемию или Моравию. Конференция постановила отвечать ему,
что русские войска до самого расположения на зимние квартиры будут готовы к
походу, да и при расположении на зимние квартиры будет сделано так, чтоб
значительный корпус мог собраться и предпринять что-нибудь важное. Но опасения
являлись и насчет другой страны кроме Богемии и Моравии. Мы видели, что
отношения русского двора к польско-саксонскому в последнее время были не очень
дружественны.
В конференции 26 марта были признаны необходимыми решительные меры для
поддержки людей, которые называли себя членами русской партии, против партии
придворной. Литовский канцлер князь Чарторыйский дал знать, что имеющийся быть
в Литве трибунал или поправит дела, или кончится явным возмущением всего
королевства; поэтому решили, что нельзя ожидать спокойно и равнодушно
приближения времени, когда откроется трибунал, и что надобно послать воеводе
русскому князю Чарторыйскому давно желанную им обнадеживательную грамоту
императрицы
с уверением, что ее величество не допустит никакой новизны в Польше, намерена
сохранять польские права и вольности и защищать своих доброжелателей, особенно
фамилию Чарторыйских. Кроме этой грамоты канцлер должен написать и к остальным
членам русской партии такого же рода письма, равно как и некоторым другим
значительным лицам, не принадлежащим к русской партии; посланнику Гроссу велеть
сделать польско-саксонскому двору наисильнейшие представления, чтобы он
старался сократить излишне данную гетманам власть, отвращать всякие на-сильства,
могущие быть при трибунале, и сохранять права королевства во всей их целости.
Секретарю посольства Ржичевскому, заведовавшему собственно польскими делами в
Варшаве, велено было уведомить канцлера Малаховского, что по его представлению
скоро пришлется к ним другой министр, отличная персона, главным образом
для подкрепления их партии. Для разведывания склонности поляков относительно
короля прусского и о намерении их насчет престолонаследия положено отправить
генерал-квартирмейстбра
лейтенанта Веймара с жалованьем по 200 рублей в месяц и 1000 рублей на дорогу
да отправить с ним к литовскому канцлеру 6000 червонных для нужнейших расходов
к пользе высочайших интересов.
Ржичевскому велено было уведомить Малаховского о присылке «отличной
персоны»: значит, Гроссом были недовольны, и это служило также признаком
падения силы канцлера Бестужева. Гросса вывел и поддерживал Бестужев;
Ржичевского
поддерживал Воронцов. В конце 1754 года киевский митрополит Тимофей писал
канцлеру, что, по мнению Слуцкого архимандрита Казачинского, едва ли Ржичевский,
будучи сам католик, может сделать что-нибудь в пользу православия и не лучше ли
назначить на его место капитана русской службы Глинского, кальвиниста, который
будет усерднее действовать в пользу православных, потому что не будет бояться
католического
духовенства. На это Бестужев отвечал: «Хотя я и довольно понимаю, что паписту
против папистов действовать невозможно по русской пословице: ворон ворону глаза
не выклюнет; но решение сего дела от меня не зависит». Здесь находится заметка
канцлера: «Подлинно имело бы зависеть только от канцлера перевесить секретаря
из одного места в другое; но теперь канцлер о Ржичевском ниже упомянуть в
коллегии смеет по великому множеству пристрастных ему патронов, коими доныне в
молчании оставлен, а наименьше отправлен указ к нему, Ржичевскому, хотя против
справедливости оного ничего предъявить не имели». Указ заключал в себе строгий
выговор,
как смел Ржичевский накидывать подозрение на Гросса за его тесную дружбу с
Брилем
и Мнишком.
Гросс вследствие решения конференции повторил Брилю, что по дружеским и
благонамеренным
советам императрицы королю надобно было бы восстановить прежний порядок
возвращением
своего доверия старым искусным министрам и патриотам и освобождением их от
гетманских
притеснений, а гетманов сдержать в пределах, предписанных варшавским трактатом,
гарантированным Россиею, ибо соблюдение этого трактата во всех пунктах есть
лучший способ для сохранения тишины в Польше. Гросс заключил свою речь словами,
что повторяет об этом вследствие нового приказания императрицы. «Если бы вы сто
раз повторили эти представления, – отвечал Бриль, – то я все буду отвечать
прежнее, что король никаких притеснений не желает, что старается повсюду
держать власть гетманов в надлежащих границах, целый год не исполняет ни одной
из просьб гетмана Браницкого, а при учреждении виленского трибунала то же
сделал относительно литовского гетмана князя Радзивила; король готов возвратить
свою милость и князьям Чарторыйским, если они переменят свое поведение; но
пусть императрица сама беспристрастно рассудит, можно ли ожидать от короля,
чтоб он возвратил свое доверие людям, которые не сыт-
