стороны и враждебных со стороны австрийской». «Нет, – с горячностью говорил
король, – это не поможет, а только испортит дело. Вы не знаете этих людей: они
еще больше загордятся, а я им не уступлю». Так было говорено в полдень; а
вечером Фридрих сказал Миттелю: «Я подумал о вашем совете и последую ему. Но
объявляю вам заранее, что я не ожидаю ничего хорошего и, клянусь Богом, не
уступлю этим людям».
Прусский посланник в Вене испросил аудиенцию у Марии-Терезии и от имени
своего короля предложил вопрос: движение войск в Богемии и Моравии делается с
целью напасть на Пруссию или нет? Мария-Терезия отвечала: «Сомнительное
положение европейских дел заставило меня принять меры для собственной
безопасности и для защиты союзников; но эти меры не клонятся ни к чьему вреду.
Так и скажите королю, вашему государю». Но Фридрих этим не удовольствовался,
его посланник попросил другой аудиенции для получения более определенных
объяснений; ибо не владениям императрицы или ее союзников, но владениям
прусского
короля грозит нападение. Король наверное знает, что императрица в начале этого
года заключила наступательный союз с Россиею: положено с 200000 войска внезапно
напасть на Пруссию; исполнение договора отсрочено до будущего года, потому что
у русского войска недостает рекрут, у флота – матросов и для их прокормления
нет хлеба в Финляндии. Императорский двор отложил войну до весны будущего года,
и так как король получает отовсюду известия о сборе австрийских войск, то он
считает себя вправе требовать от императрицы формального и категорического
объявления, что она не имеет намерения напасть на него ни в этом году, ни в
будущем, будет ли это заверение письменное или изустное, сделанное в
присутствии посланников французского и английского, для короля все равно.
Надобно знать, в войне мы или в мире; если намерения императрицы чисты, то
теперь самый удобный случай объявить их; но если королю дадут ответ на языке
оракула, ответ нерешительный, из которого нельзя будет ничего заключить, то на
императрицу падет ответственность за последствия.
У прусского посланника требовали этого запроса на письме и письменно
отвечали: «Уже давно король прусский занимается военными приготовлениями в
широких размерах, как вдруг ему показалось нужным потребовать у императрицы
объяснения
военных приготовлений, которые начались в ее владениях только вследствие
прусских приготовлений. Привыкши сохранять уважение, которым государи обязаны
друг к другу, с изумлением узнала она содержание записки, поданной прусским
посланником. По содержанию и по форме она такова, что императрица была бы
принуждена перейти границы умеренности, если бы стала отвечать на все, в ней
содержащееся. Но она объявляет одно: что известия о наступательном союзе между
нею и Россиею и условия этого союза ложны, выдуманы, что такого договора против
Пруссии не существует и не существовало прежде».
Из сличения всех этих известий с ходом переговоров между Россиею и Австриею,
как он представляется по нашим источникам, ясно видно, что Фридрих II имел
ложные понятия об отношениях между двумя императорскими дворами; эти отношения
представлялись ему в превратном виде; ему казалось, что Австрия побуждает
Россию к скорейшему начатию войны, а Россия оттягивала войну до будущего года
вследствие дурного состояния своей армии и флота, тогда как мы знаем, что дело
было наоборот. Мы знаем, что у Фридриха были шпионы в Берлине и Дрездене, ибо
он сам на них указывает; но мы видим, что эти шпионы сообщали ему неверные
известия, а потому нет никакого основания предполагать, что он получал эти
неверные известия из Петербурга прямо или посредственно: прямо от великого
князя Петра Федоровича или чрез посредство канцлера Бестужева, который будто бы
открыл все тайны саксонскому поверенному в делах Финку, тот донес своему двору,
а дрезденский шпион донес Фридриху II.
Как бы то ни было, Фридрих в своей тревоге за Силезию нашел, что ответ Марии-
Терезии
неудовлетворителен, и решился начать войну. «Было вероятно, – говорит он сам, –
что в этом году враги Пруссии не начнут войны, ибо петербургский двор хотел
отложить ее до следующего года, и было очевидно, что императрица-королева будет
дожидаться, пока все ее союзники приготовятся напасть на прусского короля
соединенными силами. Эти соображения повели к вопросу: что выгоднее –
предупредить неприятеля, напавши на него сейчас же, или дожидаться, пока он
кончит свои великие сборы. Как бы ни решен был этот вопрос, война была
одинаково верна и неизбежна; итак, надобно было рассчитать – выгоднее ли
отложить ее на несколько месяцев или начать сейчас же. Король польский был
одним из самых ревностных членов союза, который императрица-королева образовала
против Пруссии. Саксонское войско было слабо, в нем считалось около 18000