явлено, что требуемая его двором декларация нисколько не сходна с
достоинством императрицы, что король сам ясно усмотрит, если отвергнет всякие
коварные внушения беспокойных людей и положится на добрую веру ее величества.
В соответствие Бестужеву одновременно был отправлен в Петербург послом
маркиз Лопи-таль. Бехтерев описывал его так: «Он роста видного, чаю, за 50 лет,
человек, кажется, предобрый, сам просился в сие посольство и с охотою едет к
нам». Но о дворянах посольства Бехтерев отозвался к Воронцову не очень лестно:
«Когда мне их представляли, то я не знал, что делать. Не можете поверить, как
мало сведущи здесь о нас. Причина тому, что мало или почти никого из дворянства
здешнего у нас не было, а только подлые или по меньшей мере самые бедные, не
выключая
и тех, которые министрами были и которые за собственную досаду или в оправдание
своих худых поступков, сколько можно, худые мнения об нас подали, так что,
кроме ученых и у дел находящихся (да и то не все), прочие французы, особливо
знатные, думают, что французу у нас надобно умереть с голоду и с холоду. Трудно
у них из головы вынуть это затверделое мнение при роскошах, в которых
дворянство здесь погружено, и при малом понятии, которое оно вообще имеет о
других землях».
Между тем как немыслимый прежде союз трех великих континентальных держав –
России, Австрии и Франции – затягивался в Париже и Петербурге, виновник этого
союза общий враг Фридрих II в апреле месяце открыл кампанию вторжением своих
войск в Богемию. После кровопролитного сражения у Праги урон в обоих войсках
оказался одинаков; в июне в битве при Калине Фридрих потерпел поражение,
вследствие чего принужден был очистить Богемию.
Австрийцы исполнили договор: заняли главное прусское войско; надобно было
русским исполнить свое обязательство – войти в это самое время в прусские
владения. В феврале к фельдмаршалу Апраксину в Ригу приехал австрийский генерал
С. Андре, назначенный по договору состоять при русском войске с правом голоса
на военных советах. Апраксин писал о С. Андре: «Что касается до поступков сего
приезжего, то оный изрядных сантиментов, немалого военного искусства и
постоянный человек быть видится. Он мне изъяснился, что по состоянию, в каком
ныне неприятель находится, его всемерно всею силою в способное время атаковать
надобно и раздроблять армию отнюдь не надлежит, дабы ему над корпусами к поиску
способа не подать, ибо он привык сперва разбитием отдаленных корпусов главную
армию в бессилие приводить, присовокупи к тому точно сии слова, что с сим
гордым неприятелем игрушки (разумея разделение корпусов) употреблять не
надобно, но или силою действовать, или ничего не употреблять». Апраксин тут же
узнал,
что гордый неприятель употребляет и другие средства кроме разбития отдельных
корпусов. При главнокомандующем в Риге для секретных дел находился асессор
Веселицкий,
родом черногорец, который разобрал шифрованные письма подполковника лифляндца
Блюма.
Лбом вследствие этого был схвачен и показал: в 1753 году он хотел перейти в
прусскую службу и для получения отпуска объявил, что в Пруссии его ждет
наследство. Он подал просьбу Фридриху II, но ему отвечали, что принять в службу
его нельзя по причине старости, ибо ему уже 73 года. Когда он сбирался уехать
из Потсдама, пришел к нему известный Фанштейн и удержал его; а потом капитан
Винтерфельд
сделал ему предложение – не покидая русской службы, быть прусским шпионом с
жалованьем по 180 червонных. Обязанность его состояла в присылке известий о
русских полках, о рекрутских наборах, о разных движениях войск. Письма
адресовались в Берлин на имя прокуратора Бернеса под видом, что переписка идет
по поводу тяжбы о наследстве, а вместо Бернеса получал их Фанштейн. Когда Лбом
был в Потсдаме, то фельдмаршал Скейт, генерал Винтерфельд и особенно Фанштейн
наведывались у него: где находится принц Иван, здоров ли он и не женат ли?
Действительно ли принцесса Анна умерла, и не было ли вместо нее выставлено тело
какой-нибудь другой женщины? Жив ли и здоров ли Бирон? Жив ли Миних? Лбом
слышал, как Скейт, Винтер-фельд, королевский адъютант Будденброк и полковник
Фанштейн
читали письмо на французском языке, полученное Бейтом из России, где
говорилось, что между знатнейшими господами в Петербурге происходят великие
несогласия, что кредит канцлера очень упал; прибавлено было также известие о
деле полковника Улица с крестьянами. Скейт читал письмо, закрывши подпись
рукою. Скейт, по уверению Блюма, почти каждую почту получал письма из России с
точными известиями о всех происшествиях. Лбом в своей переписке употреблял
условный язык. 50 овец означало 50000 рекрут, под быками разумелась кавалерия и
т.п.
Уже в начале года в Петербурге были недовольны медленностью Апраксина.
Канцлера Бестужева очень беспокоило это неудовольствие: значение его, видимо,
понизилось, он был окружен
