го важного дела – кто первый вздумал, кто первый сделал движение? Если автор
нехотя сказал: «Или, может быть, посланы были», то почему не договорил, что
послать их и сам с ними идти должен был их генерал граф Румянцев. Сказать это,
как видно, было очень тяжело «маленькому человеку», который очень неосторожно
выказывает свое старание отнять у командиров всякое участие в успехе
дела. «Баталия была столь стесненная и спутанная, – толкует он, – что никому из
командиров ничего сделать было не можно». Но один командир погиб, исполняя свою
обязанность; а другой, двинув свежие полки из леса, дал победу. Неужели Болото,
осведомляясь о подробностях битвы, не осведомился об одном: где был генерал
Румянцев в то время, когда его полки выигрывали Грос-Егерсдорфскую победу?
Любопытно, что Болото, упрекая пруссаков за неверные описания битвы, хвалит
самого короля Фридриха II, который, по его словам, «говорит всех прочих
справедливее и описывает баталию почти точно так, как она происходила», кроме
уменьшения потерь с прусской стороны и показания числа войска, бывшего у
Левальда.
Но Фридрих II вот что говорит в своих записках о Грос-Егерсдорфской битве:
«Левальд
атаковал лес, где находились русские гренадеры; эти гренадеры были разбиты и
почти все истреблены; но им на помощь Румянцев двинул 20 батальонов второй
русской линии: он ударил во фланг и в тыл прусской пехоты, которая принуждена
была отступить».
Апраксин оканчивал свое донесение о победе словами: «Теперь мне более не
остается, как неусыпное старание приложить о вящих прогрессах для достижения
всевысочайшего
намерения». Но в Петербурге все дождались от него известий о вящих прогрессах.
От 13 сентября коллегия Иностранных дел получила такой указ: «После
одержанной в 19 день минувшего месяца над прусскою армиею победы армия наша
немедленно далее маршировала, и так, что к Алленбургу приближалась в таком
намерении, чтоб вторичную дать баталию, но неприятель, несмотря на свое весьма
выгодное и весьма крепкое за рекою Алом положение, не отважился обождать атаки,
но паче скоропостижно под пушки Кенигсберга ретировался, оставляя всюду знаки
крайнего и беспримерного свирепства над собственными своими подданными и лишая
оных последнего пропитания. А как потому нашей победоносной армии в дальнем
марше
недостаток в провианте и фураже причинен, да оттого и подвоз оного труден стал,
то наш генерал-фельдмаршал Апраксин за нужное рассудил вместо того, чтоб
дальнейшим в разоренную землю вступлением известному голоду подвергнуть армию,
поворотиться на время ближе к магазинам, лежащим по реке Неману, дабы, там
оставят
больных и прочие в походе обеспокоивающие тягости, вновь с лучшим успехом
продолжать свои операции, как то самым делом вскоре показано будет. Коллегия
Иностранных дел имеет сие прямое состояние дел в Пруссии как союзным с нами
дворам,
так и везде, где надлежит толь паче дать знать, что с прусской стороны,
конечно, оставлено не будет тому совсем другое истолкование сделать».
От 25 сентября другой указ: «Мы имели причину надеяться, что генерал-
фельдмаршал
Апраксин, конечно, не замедлит возобновить свои операции; мы тогда ж
наикрепчайшее
подтвердили ему ускорить оными. Но к крайнему нашему сожалению, получили мы
новое от него доношении, что армия наша, прибыв к Тильзиту, хотя и снабдила
себя двухнедельным провиантом, однако ж помянутый наш фельдмаршал тем не меньше
принужденным себя видел чрез реку Неман переправиться, дабы от таких мест ближе
быть, где армию удобнее б на зимние квартиры расположить можно было. Причины,
побудившие к сему новому намерению, так важны, что непризнаваемы быть не могут.
Армия наша по претерпении сперва в походе таких великих беспрестанно жаров,
каким в здешнем климате примера не бывало, вдруг подвержена была в весьма
низкой земле претерпевать с четыре недели и паки непрестанно продолжавшиеся
дожди. Легко притом можно рассудить, что в таком случае болезни не могли как
весьма умножиться, а число слабых и крайне велико быть. Конница, которая с
начала весны ведена была с Украины и других отдаленных мест и такой марш
сделала,
которому в других местах, конечно, примера нет, имела уже и тем одним изнурена
быть; но к большому несчастию, известным образом в нынешнем году недостаток
фуража и в самой Польше почти генеральным был, и по вступлении в Пруссию сей
недостаток столь умножился, что часто посланными больше как за 20 верст
фуражирами не найдено совсем ничего оного. Легко потому рассудить, каково имеет
быть состояние помянутой конницы и что дальнейшее ее в истощенной земле
пребывание было бы известною ее только погибелью без всякой, напротив того,
уповаемой
пользы. Сверх всего того хотя и нет недостатка в провиантских магазинах, однако
ж по мере удаления от оных армии становится крайне трудным или и весьма
невозможным