сякого, сына воеводы русского, – путешествие чрез Данциг, Берлин и Голландию
в Англию. Гросс представлял воеводе русскому о несвоевременности такого
путешествия, но тот отвечал, что слухи, распускаемые его врагами, не заставят
его переменить план воспитания своего сына, которого давно уже вознамерился
отправить в Англию для излечения от ветрености; притом всем известно, что ни
он, ни друзья его Пруссии не преданы. Гросс уверял свой двор, что несогласно с
характером
и выгодами Чарторыйского как первого богача в Польше поднимать в ней
беспокойство. Бриль внушал Гроссу, что для спасения Польши от предстоящих ей
бед фельдмаршал Апраксин должен ускорить свои операции и прогнать из Пруссии
Левальда,
ибо король прусский писал своей матери, что в шесть недель надеется овладеть
Богемиею и австрийскою армиею.
Летом приехал в Варшаву также в качестве полномочного министра генерал-майор
князь Михайло Никитич Волконский, родной племянник Бестужевых (сын знаменитой
княгини Аграфены Петровны); Гросс остался вместе с ним в прежнем характере. В
инструкции Волконскому говорилось, что он отправляется вследствие просьб графа
Малаховского,
князей Чарторыйских и прочих благонамеренных патриотов не только для лучшего
отвращения и предупреждения всякого зла, но и для восстановления старой
системы, которую Петр Великий положил в основание тишины в республике и общего
интереса для России и Польши. Прежде всего Волконский должен был стараться о
примирении противных партий, о соединении всех вельмож с благонамеренными, т.е.
с членами русской партии, – дело чрезвычайно трудное, тем более что Франция, по
известному ее правилу, не перестанет сильно подкреплять своих приверженцев, а
король прусский, особенно при нынешних его великих суетах, естественно, будет
стараться во всей Польше и Литве возбуждать всякие замешательства. Волконский
должен был стараться приобрести у поляков такой кредит, чтоб они всегда,
особенно во время бескоролевья, поступали по намерениям ее величества и чтоб
держались ее покровительства более, чем других держав, равно как давали лучшее
удовлетворение
относительно единоверных наших в Польше, дел пограничных и выдачи беглых. Еще в
1755 году канцлер граф Малаховский секретно представил русскому двору свои
мнения, что в Польше до сих пор не имеют о России ясного понятия, представляют
ее шляхте только как розгу, употребляемую в наказание своевольным людям, чем
Франция воспользовалась: увеличила число своих друзей и привела Россию в
ненависть; поэтому-то и нужен в Польше такой министр, который бы смело
опровергал подобные внушения о России, как о розге; этот посол не должен
держаться
никакой партии, но должен быть посредником и примирителем: так в 1717 году
водворено было спокойствие посредничеством Петра Великого. Гетманам поручено
иметь надзор над войском при границах, но теперь гетманы чрезвычайно усилили
свою власть, делают что хотят, шляхтичи говорить не смеют, чего поправить
нельзя без русского посредничества.
Так как все эти суждения графа Малаховского основательны, то Волконский
должен домогаться, чтоб всякие беспорядки и нарушения прав и вольностей в
Польше были пресечены, чтоб примасу королевства не делалось никакого
препятствия в исправлении его должностей, также канцлерам коронному и
литовскому незаконная гетманская власть была сокращена, чтоб на сеймиках,
сеймах и главных трибуналах не было никаких нарушений законам и установленным
обычаям
и порядкам; чтоб дело Острожской ординации было как можно скорее успокоено;
если же кто станет представлять, что иностранная держава не должна вмешиваться
в домашние дела республики, отвечать, что вмешательство было бы тогда, если б
Россия принялась за решение дела, настаивала, кому именно имения ординации
должны принадлежать; но Россия, предоставляя решение королю и республике,
настаивает только на скорейшее и удовлетворительнейшее окончание дела,
подающего повод к такой вражде и смуте. Побуждая королевский двор к прекращению
раздоров между фамилиями, Волконский должен честь этого прекращения
предоставлять королю, а сам должен только убеждать каждого к податливости и
умеренности; должен также во всяком справедливом деле подкреплять старых
русских доброхотов. Так как некоторые из этих благонамеренных вельмож, и
особенно князья Чарторыйские, вероятно, будут сильно докучать о денежном
вспоможении, то хотя без него и нельзя обойтись, но не иначе как в случае
бескоролевья,
а теперь давать его было бы излишне, потому что некоторым магнатам ежегодные
пенсии даются, а именно: примасу Комаровскому – по 5000 рублей, коронному
канцлеру графу Малаховскому – по 7000, литовскому обер-шталмейстеру князю
Радзивилу
– по тысяче рублей и литовскому канцлеру князю Чарторыйскому доставлена
значительная сумма. Так, когда к послу будут обращаться с просьбами, он может в
общих выражениях обнадеживать высочайшею милости, которою никогда не будут
оставлены в важных и необходимых случаях. Относительно главнейшего пункта –
