императрица согласилась, но на вторую просьбу дан был ответ, что нынешние
обстоятельства не дозволяют этого. Даже полковник Пучков, находившийся в
Триесте для принятия и препровождения выходивших в русскую службу черногорцев,
отозван был в Россию, чтоб не подать подозрения туркам, а черногорцы дорогу уже
узнали, могут и сами отправляться в Россию. Митрополит Петрович просил
назначить жалованье определенным в Кадетский корпус детям черногорских бояр,
чтоб они могли держать при себе людей и на другие издержки. В корпусе оказалось
13 черногорцев, и Сенат приказал выдавать каждому по 15 рублей в год.
Но из этих молодых черногорцев десять человек явились в Сенат, и двое из
них, Рафаил и Иван Петровичи, подали челобитную, что с ними вместе в реестре
написаны Филипп Петрович да Петр Радонич, которые этими фамилиями назвались
напрасно: один из них – Филипп Шаркович, а не Петрович, другой – Петр Станишич,
а не Радонич. Шаркович из турецкого города Подгорицы, а Станишича фамилия не
первенствующая, как Петровича, а посредственная; Филипп Шаркович имеет на себе
портрет Петра Великого ложно, надобно исследовать, как он мог достаться ему,
бывшему турецкому рабу и художнику; просили против Петра Станишича дать
старшинство и достоинство как Петровичевой, так и Вукотичевой фамилиям. Сенат
велел исследовать дело Иностранной коллегии.
Со взрослыми черногорцами было еще больше хлопот. Сначала их отправили на
поселение в Оренбургскую губернию, но там им не понравилось, и их надобно было
переводить на юго-западную Украину. На дороге к Москве они стали буянить:
однажды собрались 2 капрала да 81 человек рядовых и пришли к квартире поручика
Копецкого;
один капрал вошел в комнату поручика, скинул с себя платье, бросил его и, выше
на двор, закричал команде; по этому крику все черногорцы хотели броситься в
комнату к Копецкому, но были удержаны находившимися у него при денежной казне
караульными; потом все, снявши с себя казенные амуничные вещи, побросали и
закричали «в великом десператстве»: «Больше служить в России не хотим, пойдем в
свою землю!» Сенат приказал: поступить с ними по воинским регулам, потому что
им уже неоднократно за прежние их продерзости было спущено по их новости, но
они, не чувствуя этого, впадают еще в большие продерзости.
Из поступка черногорцев видно, что они были недовольны амуничными вещами.
Воронежская
губернская канцелярия приняла сукна у тамошних фабрикантов Горшенина,
Пустовалова и Тулинова, сукна явились ниже указных образцов и потому расценены
дешевле указных цен. Главный комиссариат представил: сукна, которые оценены
ниже указных цен от 3 до 10 копеек, отпустить в армейские полки, а которые
дешевле от 10 до 27 копеек, те отпустить в гарнизонные полки; деньги же,
оставшиеся от понижения цены, раздать полковым служителям, которые будут носить
сукна, или сделать сокращение срока носки мундира. Сенат согласился, но велел
сумму, равную той, которая останется по расценке, взыскать с воронежского
губернатора, его товарища и секретаря.
Что касается подвозки провианта к заграничной армии из России, то в конце
года купец Анисим Абросимов и компания взялись поставить в Кенигсберг и другие
пограничные места муку и овес по 2 р. 59 копеек, а крупу по 5 рублей; купец
Ямщиков спустил с крупы по 5 копеек. Конференция согласилась дать эту цену.
Купцы ставили провиант на своем страхе, на иностранных и русских собственных и
наемных мореходных ластовых судах.
Но кроме этого подвозного из России провианта на армию закупали провиант и
фураж на месте, следовательно, нужно было отправлять деньги на этот предмет,
равно
как на жалованье войску. В половине года конференция объявила Сенату, что
главнокомандующий генерал Фермер по посланному к нему кредитиву для
негоцирования
до миллиона ефимков ни в Данциге, ни в Варшаве охотников найти не мог;
варшавский банкир Риокур прямо объявил, что такой суммы ссудить не в состоянии,
Данцигский банкир Вирник предложил такие условия, на которые без значительного
ущерба казне согласиться нельзя; а голландские банкиры Пульсы в переводе
полумиллионной
суммы так медлят, что до сих пор не больше 40000 червонных в Данциг к резиденту
Мусину-Пушкину перевели. Генерал Фермер опасается, чтоб от недостатков в
деньгах не произошло остановки в заготовлении нужных магазинов, а потому
конференция рекомендует Прав. Сенату вновь приложить все старания, чтоб деньги
были доставлены к армии. Сенат отвечал: 1) на жалованье войску требуемая сумма
почти уже вся отправлена, осталось на весь год дослать только 149172 рубля. 2)
На провиант и фураж теперь вдруг до окончания года вся сумма доставлена к армии
быть не может, а скорейшее выписывание в Данциг червонцев и ефимков по
нынешнему
