можем». Служба в русской армии действительно не могла быть привлекательна
для иностранцев, если обратим внимание на просьбу Фермера: «Находящиеся с
начала нынешней войны при заграничной армии генералы, штаб– и обер-офицеры в
рассуждении
дальних походов, великой дороговизны и потому, что многие в бывшую 14 августа
баталию всего, а другие части своих экипажей лишились, теперь в такую скудость
пришли, что не только себя по чинам своим вести, – и достаточно пропитаться не
в состоянии и крайнюю во всем нужду терпят, особенно субалтерн-офицеры». Фермер
просил, чтоб из наличной в Кенигсберге контрибуционной суммы, хотя за одну
треть, выдано было генералам и офицерам не в зачет жалованье. Просьба была
исполнена.
В Петербурге продолжали сердиться на Фермера за неприсылку ведомостей. В
армию отправлен был генерал-поручик Костерин с требованием от Фермера
наискорейшей присылки следующих ведомостей: 1) о действительном состоянии
налицо людей во всех полках и корпусах, «из которых об артиллерийском и
инженерном мы, – говорилось в рескрипте, – к особливому нашему удивлению,
никогда не имеем рапортов». 2) О числе наличных лошадей, годных к службе, также
о подъемных. 3) Об оружии, сколько в последнем сражении потеряно, сколько при
полках налицо, сколько из России в добавок прислать надобно. 4) О мундире. 5)
Самый краткий счет наличным деньгам. 6) Самый краткий комиссариатский счет. 7)
Расписание о производстве на опалые места, несколько раз требованное. 8)
Ведомость, сколько людей в отлучках и каких. 9) О всех магазинах и какие при
них команды, о которых идут удивительные слухи, что терпят крайнюю нужду, не
получая
жалованья. 10) О числе всех Прусских пленных и где они находятся «ведомость,
ожидаемая с нетерпением», – говорилось в рескрипте.
По возвращении Фермера из Петербурга к армии ему предписывалось в марте
месяце иметь главное старание о том, чтоб армию комплектовать и снабдевать,
причем сделано было любопытное замечание: «До нас дошло, что войска наши, стоя
в Пруссии на квартирах, не имеют ни одной из тех выгод, которыми прусские
войска обыкновенно в квартирах пользуются. Подлинно рекомендовали мы вам
содержать в армии нашей строжайшую дисциплину, а жителей до обид и разорений не
допускать, но мы в то ж время не сомневались, что войска наши в завоеванной
земле, конечно, имеют те же выгоды, коими прусские пользуются, ибо что единожды
в обычай введено, то жителям отнюдь тягости считаться не может; и для того
повелеваем вам всегда, когда наши войска в неприятельской земле на квартирах
или в гарнизоне стоять будут, поступать точно таким образом, как прусские
войска делают». И опять пошли выговоры за неприсылку точных ведомостей;
например, в рескрипте от 11 марта говорилось: «Из поданной вами о числе ружья
ведомости усматриваем мы с великим сожалением, что недостает, особливо
утраченного, весьма много. Вы не изъясняете притом, по наличным ли людям этот
недостаток; и так как мы боимся, что и на наличное число людей ружья
недостанет, то повелеваем вам единожды прислать точный и ясный рапорт, на
сколько именно ружья и прочих амуниционных вещей недостает, чтоб мы могли,
смотря по тому, принимать наши меры».
Кенигсбергский губернатор Корф обязан был доставлять отдельным отрядам армии
все нужное, особенно провиант, фураж и подводы; но Корф писал в Петербург, что,
несмотря на его собственные напоминания, ни один из командующих дивизиями и
бригадами генералов не уведомляет его ни о движениях полков, ни о месте их
пребывания, так что он наконец не знает, куда что отправлять.
План кампании, сочиненный в присутствии Фермера в Петербурге, состоял в том,
чтоб вся русская армия, разумея полки по двухбаталионному числу, была готова к
походу еще до исхода апреля месяца старого стиля. Хотя в начале мая трудно
надеяться хорошего корму в поле, однако тем не менее армия должна в это время
оставить зимние квартиры и двигаться к Познани, где в половине или к 20 числу
мая должно находиться уже значительное войско, именно не меньше 60000, а с
офицерами, артиллеристами, инженерами и казаками не менее 90000. Эта армия не
должна брать с собою ни одного больного или слабого, которые все остаются при
реке Висле для охранения магазинов и для собственного их поправления, так, чтоб
к половине лета нечувствительно собрать там армию до 40000 человек. От Познани
армия идет прямо к саксонским границам и до самой реки Одера. Где б ни
находилась армия Императрицы-королевы, везде вступление русской армии в Силезию
должно быть самым тяжелым ударом для короля прусского. Фермер выступил из
зимних квартир и перешел Вислу 20 апреля и только 10 июня достиг Познани; 16
числа получены известия о вступлении прусского войска в польские владения, а 19
Фермер сдал главное начальство над армиею.