и окрестностей. Пришли известия, что в Новгородском и Старорусском уездах
разбойники разорили много домов; разбои здесь увеличивались с такою силою, что
в конце года принуждены были для сыску разбойников назначить всех воинских
служителей, находившихся при межеванье, в помощь им велели брать отставных
офицеров, а где нужно, и обывателей. Любопытный именной указ заслушал Сенат 13
декабря: «Ее величеству известно учинилось, что многие люди к новоявленному
чудотворцу Димитриу в Ростов и в Ахтырку к чудотворному образу в проезде чинят
обывателям обиды и берут безденежно подводы, отчего ямщики и крестьяне
разоряются».
На денежные требования из конференции Сенат в начале года принужден был
отвечать решительными отказами; так, конференция требовала, чтоб выдано было
8400 рублей капитану князю Николаю Репнину, отправлявшемуся во Францию, и
ротмистру графу Петру Апраксину, ехавшему в шведскую армию; Сенат приказал
сообщить в конференции, что отпустить теперь этих денег неоткуда, во всех
местах в деньгах крайний недостаток, почему многие приказанные отписки денег до
сих пор не исполнены. Давши такой ответ, на другой же день Сенат решил послать
нарочных,
не обретающихся у дел штаб– и обер-офицеров с инструкциями в губернские,
провинциальные
и городовые магистраты, чтоб они выслали имеющиеся в магистратах и ратушах от
разных сборов деньги, сколько их где есть, все, не оставляя ничего. А тут
подносится рапорт главного комиссариата: надобно к заграничной армии дослать в
годовой расход более 600000 рублей, и в то число Прав. Сенат приказал отправить
в Кенигсберг медною монетою 400000 рублей; но в наличности имеется денежной
казны разных сумм, в том числе и госпитальной, только 289276 рублей.
Таможенный сбор был отдан на откуп обер-инспектору таможен Шемякину и
компании;
но Шемякин в конце года подал донесение: по малому числу таможен во многих
местах от команд происходят послабления, а некоторые командиры делают
препятствия в сборах, таможенных служителей немилосердно бьют и держат долгое
время под караулом, а тайно проезжающих с товарами людей из-за взяток
пропускают за границу, уговорных к следствию не дают, нарочно посланных в
разъезд мучительские бьют, а на Колыбельсном форпосте и смертное убийство
произошло. От соседних с границею жителей никакой помощи нет, напротив, сами
они по согласию с поляками и русскими купцами, собравшись человек по ста и
больше с ружьями и копьями, беспрерывно провозят товары, а удержать их нельзя
по малочисленности команды на форпостах: во многих местах только по одному
солдату находится, и всякая команда отговаривается, что увеличивать число людей
на форпостах некем. Генерал-майор Альбедиль пишет, что не только эти партии
прекратить, но и бегущих из России в Польшу многими семьями отвратить некем и
кроме настоящего тракта беглецы проложили несколько других дорог чрез границы.
При безденежье порадовало известие из Сибири: Нерчинская экспедиция
представила о опубликовании в газетах для славы Российской империи о вновь
сысканном богатом серебряном руднике, названном Кадаинским, каких прежде
никогда не было отыскано. Сенат, однако, приказал удержаться на некоторое время
публикациею. В области других промыслов происходили любопытные явления.
Конференция переслала в Сенат доношении таможенного обер-инспектора и откупщика
Шемякина, который просил позволения вывозить в Россию шелк, золото и серебро
беспошлинно
для снабжения русских фабрик. Конференция давала знать, что рассмотрение и
окончание дела принадлежит подлинно Прав. Сенату, однако в ней определено при
посылке этого доношения сообщить, что представления Шемякина основательны и
усердие его заслуживает похвалу, и притом прилежно рекомендовать, чтоб по
важности этого дела окончанием его было ускорено, для поправления русских
мануфактур надобно поскорее воспользоваться настоящими почти по всей Европе
замешательствами. Шемякин в своем донесении писал, что хотя число шелковых
мануфактур очень умножилось, однако это производство далеко от совершенства и
служит надежным путем к разорению. Французский фабрикант заботится только о
рисунках и не думает, откуда ему взять шелк и как его окрасить, потому что на
то есть купцы и красильщики; у нас же, наоборот, фабрикант должен быть и
купцом, и красильщиком, что разоряет, ибо требует вдруг затраты больших
капиталов; каждый фабрикант должен иметь по крайней мере на 50000 в запасе
шелку, если хочет обеспечить себя, чтоб фабрика его не стала. Запасет фабрикант
40 пудов желтого шелку, и не удастся ему переделать из него в целый год и пуда,
а по заказам нужно ему будет переделать в один месяц 30 пудов фиолетового,
которого у него и золотника нет, что тут делать? Перекрашивать – краска
тратится, и цвет выходит плохой, и материя не имеет чистоты и прочности.
Шемякин обязывался содержать в Петербурге и Москве столько шелку и таких сортов
и цветов, какие только понадобятся, чтоб никакой остановки не было, для чего
просил на 30 лет привив-