почти всей армии, особливо же явно поносит генерал-поручика графа Чернышева
с его корпусом и австрийского генерала графа Мессия с его корпусом ругает таким
образом, как бы ненависть между двух союзных войск и холодность между самими
дворами произвести искал, действо же нашей артиллерии хотя и хвалит и
преимущество ей пред неприятельскою дает, но тем не меньше порочит ее
состояние, объявляя, что портится она сама при сильном действовании; большая же
продер-зость еще в том состоит, что, не подав главнокомандующему столь
обстоятельного рапорта, ниже доставая его сюда, столь противно всем воинским
правилам осмелился обнародовать. Но понеже и то подлинно, что мы и заслуги
памятовать, и прегрешения милосердием нашим прикрывать обвыкли, то
заблагорассудили
мы, объяви ему наш праведный гнев и неудовольствие, повелеть, чтоб он тотчас
старался проступок свой загладить и паки нашу милость заслужить точным всего
того исполнением, что ему от вас приказано и впредь поручаемо будет, разумея,
буде он прежде не отрекся или не отречется от сего сочинения, ибо в таком
случае сие дело молчанию предано быть имеет. Вам же вследствие того повелеваем
приказать ему: 1) чтоб он у графа Чернышева просил прощения в вашем только
присутствии или при двух только свидетелях, а по нужде хотя письменно; 2) чтоб
все экземпляры, сколько их есть, конечно, собрал и вам представил; 3) чтоб
формально и письменно на немецком языке отрекся от сего сочинения,
присовокупляя к тому, что оно происходит, конечно, от его неприятеля и таких
людей,
которые хотят сделать подозрительным его усердие к нашей службе и произвести
холодность между двумя высокими союзными дворами; 4) сие отрицание имеет быть
напечатано в кенигсбергских газетах. Генерал-поручик граф Чернышев не будет
уповательно
доволен сею сатисфакциею; но вы ему объявить имеете, что прощением в показанной
ему графом Тотлебеном обиде покажет он нам новый опыт своего беспредельного к
службе усердия и что это вменится ему от нас в заслугу».
Но когда вследствие этого рескрипта Тотлебен подал в отставку, то к нему был
отправлен другой рескрипт: «Мы с сожалением усмотрели из поношений графа
Бутурлина, что слабое состояние вашего здоровья и некоторые другие
обстоятельства принуждают вас просить увольнения из нашей службы. Мы не обвыкли
кого-либо насильно удерживать; но как война приходит теперь почти к окончанию,
и мы в продолжении службы вашей более, нежели когда-либо, имеем надобность, а
притом увольнение ваше ныне воспоследовало бы при таких обстоятельствах, кои
подвержены
различным истолкованиям, то в уважение чести и знатности вашей службы, в
милостивом
напоминании всех ваших доныне показанных ревностных заслуг и всегда различая
оные от временных случаев, не можем мы теперь согласиться на дозволение
просимого обшита (отставки); паче же столько уверены пребываем о похвальном
вашем желании прямой и существительном славы и о вашем к нам усердии, что
повелели не токмо все легкие войска и назначенные им в подкрепление два
пехотные полка таким образом в команду вашу отдать, чтоб вы зависели только от
генерал-фельдмаршала
графа Бутурлина, но и еще сей ваш корпус столько умножить, сколько потребно
будет для тех намерений, о которых от него вам пространнее объявлено будет».
Тотлебен остался на службе и в письме к канцлеру графу Воронцову, «своему
отцу и благодетелю», клялся употребить остальные дни жизни для того, чтоб
показать себя достойным доверия и милости августейшей монархини.
Думали, что война подходит к концу, думали, что кампания следующего года
будет последнею, и потому спешили уговориться насчет мирных условий. Русский
двор предложил австрийскому заключить новую конвенцию и «оною постановить те
меры и способы, кои к прекращению нынешней тягостной войны наилучше служить и
справедливое за понесенные для оной убытки награждение на иждивении неприятеля
и возмутителя общего покоя доставить могут. А к требованию и получению сего
награждения ее ампер. величество всероссийская и ее вел. императрица-королева
имеют толь большее право, что, во-первых, похищенные королем прусским области
назад
отобрать, а притом надлежит положить и достаточные пределы силе такого
государя, которого неправедные замыслы никаких пределов не знают». В конвенции
постановлялось, что обе державы во все продолжение войны будут иметь в поле не
менее 80000 регулярного войска каждая и продолжать войну соединенными силами до
тех пор, пока заключенным с общего согласия мирным трактатом будет утверждена
безопасность их областей и достигнуты праведные обеих сторон намерения; обе
державы не должны полагать оружия до тех пор, пока императрица-королева не
вступит в спокойное владение всею Силезиею и графством Лацким и пока
императрица всероссийская не получит во владение королевства Прусского
(Восточной Пруссии), ныне ее оружием действительно уже завоеванного. Так как
европейский покой никогда твердо установиться не мо-