слышит решения по своему делу, тогда как приличнее было бы доносчика на него
Рубановского арестовать: решить дело немедленно, без всякого отлагательства,
чтоб не было стыдно пред иностранцами и государственный кредит не был поврежден.
Императрица давно уже приказала определить при Петербургском порте в браковщики
пеньки и льну купца Герасимова, но это приказание до сих пор не исполнено.
Разные присланные в Сенат из Кабинета челобитные остаются без решения. Ее ампер.
величеству известно, что из сенаторов в присутствие не все ездят: одни – редко,
а другие – почти никогда, отчего в делах остановка; если кто ездить не будет,
доносить императрице. О вспоможении погоревшим в последний большой пожар (29
июня) повеление ее ампер. величества было, но до сих пор ничего не сделано.
12 декабря Елизавете стало опять дурно: началась жестокая рвота с кровью и
кашлем; медики – Моисей, Шиллинг и КрАЗ – решили отворить кровь и очень
испугались, заметив сильно воспаленное ее состояние. Несмотря на то, через
несколько дней императрица, казалось, оправилась. 17 декабря Олсуфьев опять
вошел в Сенат и объявил именной указ: содержащихся во всем государстве и
прилучившихся
по корчемству людей освободить, следствия уничтожить, сосланных возвратить,
Сенату с прилежанием и немедленно изыскать способ, как бы заменить соляной
доход, потому что он собирается с великим разорением народным и определенные к
тому люди не поступают прямо по должности своей.
20 декабря Елизавета чувствовала себя особенно хорошо; но на третий день, 22
числа, в 10 часов вечера началась опять жестокая рвота с кровью и кашлем;
медики заметили и другие признаки, по которым сочли своим долгом объявить, что
здоровье императрицы в опасности. Выслушав это объявление, Елизавета 23 числа
исповедовалась и приобщилась, 24 соборовалась. Болезнь так усилилась, что
вечером Елизавета заставляла дважды читать отходные молитвы, повторяя сама их
за духовником. Агония продолжалась ночью и большую половину следующего дня.
Великий
князь и великая княгиня находились постоянно при постели умирающей. В четвертом
часу пополудни отворились двери из спальни в приемную, где собрались высшие
сановники и придворные; все знали, что это значило. Вышел старший сенатор князь
Никита Юрьевич Трубецкой и объявил, что императрица Елизавета Петровна
скончалась и государствует его величество император Петр III; ответом были
рыдания и стоны на весь дворец. Новый император отправился на свою половину;
императрица Екатерина Алексеевна осталась при теле покойной императрицы.
При отсутствии внимательного изучения русской истории XVIII века обыкновенно
повторяли, что время, протекшее от смерти Петра Великого до вступления на
престол Екатерины II, есть время печальное, недостойное изучения, время, в
котором на первом плане видели интриги, дворцовые перевороты, господство
иноземцев. Но при успехах исторической науки вообще и при более внимательном
изучении русской истории подобные взгляды повторяться более не могут. Мы знаем,
что в древней нашей истории не Иоанн III был творцом величия России, но что это
величие было приготовлено до него в печальное время княжеских усобиц и борьбы с
татарами; мы знаем, что Петр Великий не приводил России из небытия в бытие, что
так называемое преобразование было естественным и необходимым явлением
народного роста, народного развития, и великое значение Петра состоит в том,
что он силою своего гения помог своему народу совершить тяжелый переход,
сопряженный со всякого рода опасностями. Наука не позволяет нам также сделать
скачок от времени Петра Великого ко времени Екатерины II, она заставляет нас с
особенным любопытством углубиться в изучение посредствующей эпохи, посмотреть,
как Россия продолжала жить новою жизнью после Петра Великого, как разбиралась
она в материале преобразования без помощи гениального императора, как нашлась в
своем новом положении, при его светлых и темных сторонах, ибо в жизни человека
и в жизни народов нет возраста, в котором бы не было и тех и других сторон.
На Западе, где многие беспокоились при виде новой могущественной державы,
внезапно явившейся на востоке Европы, утешали себя тем, что это явление
преходящее, что оно обязано своим существованием воле одного сильного человека
и кончится вместе с его жизнью. Ожидания не оправдались именно потому, что
новая жизнь русского народа не была созданием одного человека. Поворота назад
быть не могло, ибо ни отдельный человек, ни целый народ не возвращается из
юношеского возраста к детству и из зрелого возраста к юношеству; но могли и
должны были быть частные отступления от преобразовательного плана вследствие
отсутствия одной сильной воли, вследствие слабости государей и своекорыстных
стремлений отдельных сильных лиц. Так, некоторое противодействие петровским
началам обнаружилось в усилении личного управления в
