встретился штабс-капитан Нилов, останавливал, но его не послушались и вошли
на полковой двор. Тут нашли майора Текутьева: ходил он в задумчивости взад и
вперед и не говорил ни слова, его спрашивали, куда прикажет идти, но он ничего
не отвечал; рота на несколько минут приостановилась, но увидала, что по
Литейной идет гренадерская рота; майор Войков хотел ее остановить, подъехал
верхом с обнаженною шпагою и бранился, гренадеры не слушались; Войков стал
шпагою
рубить их по ружьям и шапкам, тогда они крикнули и бросились на него с
устремленными штыками, Войков бросился скакать от них во всю прыть и, боясь,
чтоб не захватили его на Симе-оновском мосту, повернул направо и въехал в
Фонтанку по грудь лошади; тут только гренадеры отстали от него. Видя это,
третья рота двинулась, а остальные роты Преображенского полка бежали по другим
мостам, одна за другой, к Зимнему дворцу. Здесь поставили их внутри дворца; а
Семеновский
и Измайловский полки, пришедшие прежде, окружили дворец и все выходы заставили
своими караулами. Вышел архиерей с крестом и привел преображенцев к присяге. По
словам Екатерины, преображены кричали ей: «Просим прощения в том, что пришли
последние: наши офицеры нас задержали, но вот мы привели из них четверых, чтоб
показать наше усердие, мы того же хотим, чего и наши братья хотят». Конная
гвардия обнаруживала необыкновенную радость. Императрица вспомнила, какую
страшную ненависть питала эта гвардия к своему начальнику принцу Георгию, и
потому отправила к нему отряд пешей гвардии с просьбою, чтоб принц для избежание
беды не выходил из дому. Распоряжение опоздало: толпа конногвардейцев уже
побывала у принца, прибила его, разграбила дом.
В новом Зимнем дворце Екатерина нашла в собрании Сенат и Синод. Теплов
наскоро составил манифест и форму присяги. В манифесте говорилось: «Всем прямым
сынам отечества Российского явно оказалось, какая опасность всему Российскому
государству начиналась самым делом, а именно закон наш православный греческий
первое
всего восчувствовал свое потрясение и истребление своих преданий церковных, так
что церковь наша греческая крайне уже подвержена оставалась последней своей
опасности переменою древнего в России православия и принятием иноверного
закона. Второе, слава российская, возведенная на высокую степень своим
победоносным оружием, чрез многое свое кровопролитие заключением нового мира с
самым ее злодеем отдана уже действительно в совершенное порабощение, а между
тем внутренние порядки, составляющие целость всего нашего отечества, совсем
испровержены.
Того ради, убеждены будучи всех наших верноподданных таковою опасностью,
принуждены были, приняв Бога и его правосудие себе в помощь, а особливо видев к
тому желание всех наших верноподданных явное и нелицемерное, вступили на
престол наш всероссийский и самодержавный, в чем и все наши верноподданные
присягу нам торжественную учинили».
Манифест действительно был составлен наспех (a la hate). Дела было очень
много. Императрица вышла из нового Зимнего дворца и пешком обошла войска, около
него расположенные: здесь было более четырнадцати тысяч как гвардии, так и
армии. Потрясающие крики войска и народа приветствовали государыню. Насчет
этого войска и петербургских жителей можно было успокоиться; но надобно было
распорядиться относительно флота, приморских мест и заграничной армии. Для этих
распоряжений императрица удалилась в старый Зимний дворец вместе с сенаторами и
Тепловым, который исполнял должность секретаря в этом чрезвычайном совете. В
Кронштадт отправлен был с полномочием адмирал Талызин. Вице-адмиралу Полянскому
послан был рескрипт – объявить флотским и адмиралтейским воинским людям о
восшествии на престол Екатерины, привести их к присяге и до дальнейшего указа
никаких военных действий не производить. В заграничную армию послан был указ
генерал-поручику
Петру Ив. Панину, находившемуся в Кенигсберге, сменить Румянцева в начальстве
над померанским корпусом, потому что Румянцева подозревали в приверженности к
Петру III; в рескрипте Панину говорилось: «Мы вступили сего числа благополучно
на самодержавный престол всероссийский, причем мы, ведая вашу ревность и
усердие к нам, жалуем вас полным генералом и повелеваем вам принять корпус,
состоящий под командою генерала Румянцева, в свою полную команду, с которым,
получи
сие, немедленно в Россию возвратиться имеете. А понеже мы намерение имеем
заключенный вновь вечный мир с его величеством королем прусским содержать, того
ради вы все осторожности принять имеете, дабы его величества землям никаких
причин не подавать к озлоблению, а генералу Румянцеву особливый указ наш
послано сдаче вам команды и возвращении его к нам в Россию». Еще имея причины
думать, что войска могут понадобиться в России, желая сохранять поэтому мир с
королем прусским, Екатерина не могла желать вести вместе с ним войну против
Австрии,
и потому отправлен