цен, да нет ли тут Измайловых также. В день коронации Вепрейский рассказал
об этом Дмитрию Измайлову и предлагал на другой день ехать и объявить Григ.
Григ. Орлову; но Измайлов сказал, что не с чем ехать, все это вранье, и если
оговоренные запрутся, то донощикам придется терпеть истязание. Измайловского
полка капитан-поручик Иван Гурьев на допросе показал: говорил Петру Чихачеву,
что Иван Шувалов и с ним четыре знатные особы, а прочих до 70 человек в
согласии, чтоб быть государем Ивану Антоновичу, только скоро делать этого
нельзя, потому что солдаты любят государыню, а со временем может быть великое
кровопролитие, с Шуваловым называли и князя Никиту Трубецкого.
Измайловского полка капитан-поручик Домогацкий показал: свояк его Степан
Бибикав
сказывал ему, что слышал от Петра Хрущева бранные слова против е. и. в. Петр же
Хрущев, прощаясь с Бибиковом, говорил: «Чего трусишь? Нас в партии около 1000
человек!» Михайло Шипов, разговаривая с Семеном Гурьевом, жаловался, что он
несчастлив: другие произведены, а он не произведен; Гурьев его утешал. «Слышно,
– говорил он, – что сбирается партия против государыни, можете быть в хорошей
партии: тут Иван Шувалов, Александр Гурьев, князь Иван Голицын». Михайло Шипов
заметил, что тут и Никита Ив. Панин; Гурьев отвечал: «Это правда, что Никита
Ив. Панин тут; но есть еще другая партия, в которой Корф: он сбирается
восстановить Иванушку; наша партия гораздо лучше, мы стоим за то, для чего
цесаревич не коронован, а теперь сомнение у Панина с Шуваловым, кому правителем
быть». Семен Гурьев показал, что говорил о некоторых противных партиях, к чему
и солдаты армейские некоторых полков распалены; их сержантов в ту партию
приглашал и сказывал им, что послан Лихарев за принцем Иваном, чтоб привезти
его к оному делу; обо всем этом слышал от Петра Хрущева, а о посылке Лихарева
сам выдумал с досады, что 28 июня был на карауле в Петергофе, обещаны были ему
награды, но ничего не получил. Петр Хрущев на очной ставке с Гурьевом показал,
что действительно все это говорил, а о князе Трубецком и Шувалове им объявлял
по одной эхе, слышал на дороге, идучи с батальоном, а подлинно от кого слышал,
показать не может.
Екатерина поручила исследовать дело без пыток. Из приведенных показаний
открыто было оскорбление величества и умысел к общему возмущению. Сенат в
полном собрании вместе с президентами коллегий приговорил Петру Хрущеву и
Семену Гурьеву отсечь головы, Ивану и Петру Гурьевом каторжную работу, а имение
их оставить детям и наследникам. Императрица переменила смертную казнь на вечную
ссылку в Камчатку, а каторжную работу на вечную ссылку в Якутск. В манифесте об
этом говорилось: «Мы можем, не похвалившись, пред Богом целому свету сказать,
что от руки Божией прияли всероссийский престол не на свое собственное
удовольствие, но на расширение славы его и на учреждение доброго порядка и
утверждение правосудия в любезном нашем отечестве. К сему достохвальному
намерению мы приступили не словом, но истинным делом и о добре общем ежедневно
печемся. Но при сих наших чистосердечных намерениях нашлись такие неспокойные
люди, которые покусился делать умысел к ниспровержению Божия о нас промысла и к
оскорблению нашего величества и тем безумно вознамерились похитить Богом
врученного
нам народа общее блаженство, о котором мы беспрестанно трудимся с матерним
попечением».
Дело было ничтожное; Дмитрий Измайлов сказал справедливо, что «все это
вранье». Но из этого вранья обозначилось, что может быть предметом вранья:
восстановление Ивана Антоновича и то, зачем не коронован цесаревич. По
отношению к первому Екатерина послала предложить свободу только одному принцу
Антону: «Мы его одного намерены теперь освободить и выпустить в его отечество с
благопристойностью, а детей его для государственных резонов, которые он по
благоразумию своему понимать сам может, до тех пор освободить не можем, пока
дела наши государственные не укрепятся в том порядке, в котором они к
благополучию империи нашей новое свое положение теперь приняли. И ежели он,
принц, пожелает быть свободен один, а надежду на нас положит, что мы детей его
в призрении своем до времени оставим, содержа их не токмо в пристойном
довольстве, но и, как скоро повод к свободе их усмотрим, выпустим и к нему
пришлем: то он может искренне свое точное желание объявить. Ежели с детьми
своими на обещанное нами время разлучиться не похочет, то бы принял на себя
терпение до тех пор остаться в нынешнем его состоянии, доколе и в свободе детей
его ту же удобность увидим, которая теперь для него только одного открылась».
Принц Антон не согласился быть свободным без детей.
Дело Хрущева и Урьевых было ничтожное, но оно должно было произвести сильное
впечатление на Екатерину. Это было первое искушение. При всем ее старании
представить своею