Кейзерлинга в сем пункте по присоветованиям их поступки ваши учредили, таков
чтоб вы со стороны высочайшего нашего двора у его польского величества
домогались, дабы на прошение канцлера князя Чарторыйского пожалованием обоих
литовских писарей в порожние чины воеводы ви-ленского и гетмана литовского
снизойти соизволил и что король сам себе обяжет такую фамилию, которая прежде
много усердия и преданности к интересам его величества оказывала и только
обстоятельствами
от продолжения оных отведена была, и напоследок чтоб вы уведомили оного
канцлера и обоих кандидатов о здешнем наступлении, требуя взаимно при всяком
случае содейст-вования их для поспешествования здешних интересов, кои толь
тесно соединены с благосостоянием их отечества. Но содержание сих рескриптов вы
весьма худо поняли и совсем противное здешним намерениям исполнение сделали,
ибо вы, вместо того чтоб согласное и откровенное сношение с фамилиею князей
Чарторыйских иметь, совсем другое им, как о том здесь уведомлено, внушали, хотя
всего больше надлежало вам стараться, чтоб по довольно известным тамошних
разных партий распрям и интригам графа Бриля и прочих ссоры их до крайности не
доводить, преклоняя их к умеренным поступкам и прекращению вражды, тем более
что ее императорского величества намерения отнюдь нет, чтоб чрез здешнюю
протекцию фамилий князей Чарторыйских малейшее огорчение королю польскому
учинить. А когда вы принуждены были для разрыва сейма подкупить посла
Цихановского,
то не должно было ему дозволить внести в манифестацию укорительные для России
дела. Впрочем, имею еще приметить, чтоб вы воздержались по внушениям других
писать неправильно в предосуждение догнанной здесь благонамеренности фамилии
князей Чарторыйских, но впредь по точному содержанию отправляемых к вам отсюда
наставлений поступали и вообще в поступках ваших наблюдали здешние виды и
сопряженные с оными интересы высочайшего нашего двора».
Ржичевский оправдывался в письме к канцлеру: «Упомянутое мною
злоупотребление князьями Чарторыйскими высочайшего покровительства состоит в
том, что когда я их об этом покровительстве уведомил, то они советовали мне
ехать к примасу, коронному гетману и прочим, дать им знать о новых отношениях
русского двора к ним, Чарторыйским, склоняя упомянутых вельмож войти с ними в
соглашение и держаться их, и, прежде чем я успел переговорить с примасом и
гетманом,
Чарторыйские уже разгласили об императорском покровительстве, ибо некоторые
сенаторы
и министры на другой же день спрашивали меня, правда ли, что императрица готова
одобрить все сделанное Чарторыйскими и во всем их подкреплять. На мой вопрос,
откуда они это взяли, я получил ответ, что сами Чарторыйские хвастаются
получением такого объявления от русского двора через меня. Тогда я принужден
был объявить, что подобной декларации Чарторыйским не делал, а объявил им
только желание императрицы доставить им своим ходатайством у короля те чины,
которых им хотелось. Правда, князья Чарторыйские – люди великие, только не
составляют же здесь большую часть республики, много еще есть сильных и к России
расположенных домов, которые также за честь себе почитают получить высочайшую
благосклонность, хотя бы с князьями Чарторыйскими и находились в несогласии;
следовательно, поступаю я так, как за лучшее рассуждаю, т.е. чтоб не только
князей Чарторыйских подкреплять, но и других не раздражать. Князья Чарторыйские
сами жалеют теперь о своей поспешности, которая им никакой чести не приносит и
по которой они с графом Брилем так рассорились, что нет никакого средства их
примирить. Они предъявляли мне, что у шляхетства имеют кредит, но тотчас
оказалось, что он был на другой стороне: под изданным ими манифестом
подписались гораздо менее, чем под манифестом графа Бриля. Как старых друзей их
нельзя покинуть, чтоб и другие имели на Россию добрую надежду, но действовать
против графа Бриля и двора, особенно в нынешнем деле, было бы предосудительно».
Оправдание не помогло, что видно из собственноручной заметки Екатерины:
«Тесная голова Ржичевского не могла понять, что если ему приказано было у двора
рекомендовать к произвожде-ниям те персоны, о которых Чарторыйские просили, он
мог их также рекомендовать и у примаса и прочих; лучше всего видится, дабы
вперед там не думали, что мы двоякую роль играем, приказать ему по наставленьям
Кейзерлинга; я, сверх того, вижу, что Ржичевский весьма влюблен в графа Бриля,
а я желаю, чтоб не по собственным страстям, но по моим приказаниям потуплено
было. В силе сего, однако ж, без выговора и умеряя слова, наставление ему дать
надлежит для переду».
Самое тяжелое поручение, которое должен был выполнить Ржичевский, состояло в
подаче польскому министерству грамоты, извещавшей о решении Екатерины
восстановить на курляндском престоле Бирона. Ржичевский должен был внушить, что
так как исчезли причины, по которым нельзя было герцога Бирона выпустить из
России, то нет никаких затруднений восстановить