зиденту: только сомнительно весьма, что киргисцы об них просят».
Екатерина думала, что русских сил на восточной крайне недостаточно, чтоб
страхом держать степные народы в повиновении, и потому писала канцлеру: «Михайло
Ларионович! Оренбургский губернатор, между прочим, ко мне пишет о чинимых в
пути до Оренбурга иностранным купцам от киргизского народа остановках и
притеснениях: и таки прикажите коллегии, чтоб она не умедляя употребила с оным
киргизским народом пристойные средства, коими бы такие чинимые обиды и
притеснения отвращены были». А потом прибавила: «Всего лучше бы с ними
договариваться,
дабы они хоть за деньги проводили безопасно караваны».
Кроме киргизов беспокоили и калмыки. Вдова известного нам хана Дундука-Омбы
в царствование Елизаветы приняла крещение с троими сыновьями и названа Верою. В
1762 году она стала проситься вредные степи, выставляя свою старость и
нездоровье; но прямо в степи ее не отпустили, а позволили жить с сыном Алексеем
в Енотаевке, причем надзиравшему над калмыками бригадиру Бехтереву было
приказано не пускать ее в калмыцкие улусы, также смотреть, чтоб она не
сносилась с калмыцкими попами и не держала их при себе. Бехтерев донес, что
калмыцкие попы находятся при княгине с самого ее приезда в Енотаевск, и, судя
по калмыцким обрядам, которые происходят в ее доме, он сомневается, твердо ли
она держит православную христианскую веру, хотя на первой неделе Великого поста
она и говела, но со второй недели и даже на Страстной неделе ела мясо.
Екатерина написала на донесении: «Когда княгиня Дондукова жила в Кадетском
корпусе с сыновьями, она всегда ела мясо, и дикторы того корпуса знают, что она
рыбы есть не может; итак, надлежит весьма осторожно быть, чтоб не конфондировать
закон с тою политикою, которую они, может быть, употребляют для приласкания
калмык». Но когда Бехтерев дал знать, что из Енотаевка распущен слух, будто
князь Иона Дондуков скоро привезет указ – быть матери его, княгине Вере,
главною правительницею всего калмыцкого народа, сыну ее Алексею – ханом, а
настоящий
наместник ханства Абаша останется только при своем наследственном улусе, что
кабардинский
владелец Аксай с сотнею черкес намерен приехать к княгине Вере в Енотаевск, –
то императрица написала: «Видно, что ее интриги далеко простираются.
Енотаевскому
начальнику или коменданту приказать за матерью и за сыном Дондуковым смотреть,
дабы они не ушли, как уже и прежде от них случилось». Княгине Вере отправлена
была грамота с угрозою, что она будет взята в Москву, если не успокоится.
Иностранная коллегия подала доклад, что Дондуковых надобно взять из Енотаевка и
поместить в Москве, княгине давать жалованье по две тысячи рублей в год, а сыну
ее Алексею по тысяче; кроме того, за улусы, отошедшие к наместнику ханства,
дать им из русских деревень каждому душ по тысяче.
Мы видели, что Екатерина назначила оренбургским губернатором Волкова,
облекая его полною своею доверенности; несмотря на то, Волков сначала
отказывался от этого места, выставляя свою несостоятельность при сильном
сопернике генерал-майоре Тевелеве, магометанине, имевшем важное значение среди
инородцев. Тевелев был в это время в Петербурге. Императрица велела
вице-канцлеру посоветоваться с ним о киргизских делах, но Тевелев объявил, что
он не может подать никакого мнения, пока не будет знать, угодно ли императрице
послать его на восточную Украину; если будет послан, то подаст мнение, каким
образом он думает поступать, и иначе для другого человека мнения написать не
может, причем превозносил прежние свои службы. Коллегия доносила: «Примечено из
его слов, что он охотно бы поехал туда, может быть, захочет он получить главную
команду в Оренбурге, но, кажется, в рассуждении его магометанского закона то
было бы не весьма прилично». Императрица сказала вице-канцлеру, чтоб оставил
Тевелева
в покое, о Волкове же заметила, что ему даны достаточные средства держаться на
своем месте.
В самом конце года, именно 27 декабря, пришли неприятные известия из Киева,
доносили, что в средних числах декабря приезжал туда старший канцелярист
генеральной войсковой канцелярии Таманский (родной брат генерального писаря) по
магистратским делам, но по отъезде его узнали, что он делал некоторые
представления киевскому митрополиту и Печерскому архимандриту. Последний
рассказал, что дело шло о челобитной, которую хотели подать от всего общества,
об избрании и утверждении нового гетмана из сыновей настоящего гетмана
Разумовского. Архимандрит отказался подписать челобитную, а митрополит сказал:
«Кажется, гетману и тою высочайшею милости, которую имеет, довольным быть
должно». Старшины, кроме генерального писаря Таманского, не согласились и не
подписали, но полковники подписались все, кроме черниговского Милорадовича.
Сочинили челобитную Таманский да два полковника, Горленко и
