дуцарствия, примас Владислав Любеньский, как ни старался сначала показывать
свое беспристрастие, должен был пойти одною дорогою с Чарторыйскими.
По смерти короля к Кейзерлингу приехал литовский гетман Масальский вместе с
сыном своим, виленским епископом, с литовским референдарием и генералом
Сосновским. Они прямо спросили у посла, кого императрица имеет в виду при
королевских выборах, ибо за того и они будут стоять: угодно ли императрице
видеть на польском престоле курфюрста саксонского или более желает Псята и есть
ли соглашение о Пасте с королем прусским? Кейзерлинг отвечал, что императрица
желает избрания Псята и с прусским королем об этом соглашено, причем обещал
сильную помощь всем тем, которые как прямые дети отечества будут способствовать
намерениям ее величества для собственного и отечества своего благополучия.
Тогда гости подали промемо-рию, где говорилось, что для Литвы по причине
наступающих сеймиков и созывательного сейма требуется 50000 червонных да для
армии 20000 червонных; на избирательный сейм нужно 100000 червонных; этими
деньгами они станут распоряжаться вместе с русскими друзьями, раздавать мелкому
шляхетству для приобретения большинства голосов. Уведомляя об этом свой двор,
Кей-зерлинг
писал, что, по его мнению, так много денег им давать не следует, хотя нет
сомнения, что если русские друзья на созывательном сейме, где все определяется
большинством голосов, одержат перевес, то этим дело избрания облегчится.
Новый курфюрст саксонский объявил себя кандидатом на польский престол и
писал к русской императрице, прося согласиться на его избрание, но получил
отказ. Кейзерлинг доносил от 17 ноября: «Из ответных вашего встав грамот
курфюрсту и курфюрстине саксонским ясно видно, как мало ваше им. яство намерены
способствовать им к достижению короны польской; несмотря на это, приверженцы их
говорят, что хотя изъяснение русской императрицы и не соответствует желанию
саксонского двора, однако есть надежда еще приобрести согласие России ».
Панин заметил на донесении: «В подчерченных линейках и состоит, несомненно, вся
настоящая саксонского двора и его союзников система, на которой они теперь
работают». Екатерина приписала тут же: «Тщетно льстятся».
Кейзерлинг имел свидание с гетманом Браницким, причем объявил ему, что
императрица отказала в помощи курфюрсту саксонскому и желает избрания Псята.
Браницкий
отвечал, что прославляет намерения императрицы, но желает, чтоб им не
навязывали ни одного кандидата. На донесении об этом Цейзерлинга Панин написал:
«Самому, несомненно, хочется». Екатерина прибавила: «А я часто в неприятных
хлопотах не желаю быть». Панин сделал еще другое замечание: «Пускай он о своем
кандидатстве
работает: оно не опасно, лишь бы тем сделал шиизму в партии саксонской и ее
союзников. Граф Кейзерлинг разумно повел его на уду».
Курфюрст саксонский поручил Браницкому начальство над саксонским войском,
оставленным
для охраны королевских вещей и дворцов: таким образом он стал не только
гетманом коронной армии, но и генералом саксонских войск. Это обстоятельство,
равно как поведение киевского воеводы Полоцкого, и военные приготовления князя
Радзивилла
в Литве побудили фамилию Чарторыйских обратиться к Кейзерлингу с просьбою
исходатайствовать у императрицы присылку для их безопасности русского войска от
800 до 1000 человек; Чарторыйские основывались на том, что если коронный гетман
и киевский воевода явно вопреки законам могли принять иностранные войска под
видом, будто они у них состоят на жалованье и в службе, то и русских друзей
нельзя винить за то, что они воспользуются иностранною помощи не для обиды
других, но для собственной защиты. Между тем нужно было издать от имени русской
императрицы декларацию относительно ее желания видеть на польском престоле
Псята,
ибо некоторые дворы старались уверить поляков, что между Россиею и Пруссиею уже
заключен договор о разделе Польши.
Присланный на помощь Кейзерлингу князь Репнин привез с собою наставление
говорить с Кейзерлингом едиными устами и поступать во всем согласно. Между
прочим, Репнин должен был по своим инструкциям всеми силами стараться, чтоб
преданные России поляки, а всего лучше если б между ними и сам примас, прислали
к императрице, и к ней одной, формальное прошение о покровительстве свободному
выбору королевскому. «Чрез это, – говорилось в инструкции, – кроме собственных
наших интересов получим мы некоторое право мешаться прямым образом в сие толь
важное дело». Кандидату на польский престол Понятовскому назначено было
императрицею 3000 червонных ежегодной пенсии; кроме того, Кейзерлингу было
приказано заплатить все его долги в три срока, так чтобы к концу 1764 года не
оставалось на нем никакого долга. Но Понятов-ский должен был знать заранее, чем
он впоследствии должен заплатить за эти милости. В инист-
