третий раз саксонскому дому и таким образом сделать ее наследственною.
Обрезков обещанием хорошего подарка уговорил переводчика Порты сделать ей
заявление, будто он узнал, что между Франциею и Австриею положено: если не
удастся возвести на польский престол саксонского принца, то стараться возвести
герцога Пармского, тестя эрцгерцога Иосифа, близкого родственника и
французскому королю; таким образом, все католические державы и папа со всем
духовенством
и иезуитами станут притеснять вольность Польской республики. Вследствие обоих
этих представлений Порта объявила прусскому посланнику, что ей приятно согласие
Пруссии с Россиею относительно предоставления полякам свободы выбрать себе
короля из своих. За три тысячи червонных Обрезковую удалось побудить Порту дать
и французскому посланнику ответ в том же смысле и послать указы крымскому хану,
господарям молдавскому и волошскому, чтоб они сообразовались с решением Порты,
ибо при дворах этих владетелей велись всякого рода интриги против России.
Сильная дипломатическая борьба между Россиею и Франциею должна была
происходить также на другом северном полуострове Европы. 28 марта Остерман
доносил: «По нынешним здешним изнурительным обстоятельствам нельзя думать, чтоб
шведский двор покусился вмешаться в польские дела, разве будет побужден к тому
Франциею, которая заплатит ему доимочные субсидии и будет продолжать свое
прежнее ремесло, подкупать шведские государственные чины». 26 августа Остерман
дал знать, что Франция предложила Швеции новый десятилетний оборонительный союз
на таких условиях: Франция в 1763 году заплатит Швеции миллион ливров, потом с
будущего
года во все время союза будет платить по полтора миллиона ливров в год, а
Швеция за это отдаст во французскую службу шесть линейных кораблей и шесть
фрегатов вооруженных, которые Франция возвратит по миновании союза натурою или,
по оценке, деньгами. На этом донесении Панин Написал: «О представлении
французского двора шведскому можно, кажется, в конфи-денцию Галинскому двору
чрез его здесь посла и здешнего министра в Лондоне дать знать, дабы чрез то, с
одной стороны, возбудить аменцию и жалюзи Галинского двора к французскому
приумножить;
с другой стороны, уважение, нужду и склонность оного вступить с здешним в
теснейшее
водружение и тем кондиции по мере полагаемого союзного оборонительного и
коммерции трактатов выгоднее и полезнее для здешнего двора учинить». Но
шведский Сенат постановил требовать от Франции уплаты субсидных доимо,
простиравшихся до четырех миллионов ливров, и прежде этого не входить ни в какие
новые соглашения; Шляпы и Колпаки соединились в общем негодовании на Францию.
Один благонамеренный сенатор говорил по этому поводу Остерману:
«Положение наших дел дошло до крайности: Франция, по-видимому, не в состоянии
удовлетворить
нашим требованиям, и мы принуждены будем созвать чрезвычайный сейм; французская
партия сама этого хочет, а между народом сильное неудовольствие вследствие
принятых государственными чинами на последнем сейме противоречивых мер;
начинают говорить о пересмотре и поправке основных законов. Благонамеренные
патриоты находятся при этом безо всякой подпоры, ибо с английским двором за
неимением здесь его министра они не могут иметь прямого сношения, а Россия, по
всем приметам, не хочет мешаться в наши внутренние дела. Следовательно, им не
остается
другого способа, как в видах самосохранения повиноваться времени и следовать
беспрекословно
случайным обстоятельствам, которые не много доброго обещают. Я не могу скрыть,
что действительное оказание некоторой малой подпоры и покровительства со
стороны вашей императрицы много бы помогло благонамеренным и для отстранения
новых обязательств с французским двором, и для восстановления своего значения в
народе; и если б императрице угодно было предложить шведскому двору 300000
рублей или хотя меньше, то я могу чести своею обнадежить, что нация обратит
свою доверенность к советам императрицы, а министерство с французскою партиею
не посмеют принуждать народ к наложению на себя нового французского ига».
Остерман,
донося об этом внушении со стороны благонамеренного сенатора, прибавил: «При
настоящем движении здешней национальной мысли открытие чрезвычайного сейма
очень деликатно. Во-первых, с некоторого времени шведы, от мала до велика,
приписывают все свои непорядки фундаментальным законам, почему желают их
пересмотреть и переправить. К этому стремятся трое важных лиц: генерал граф
Ферзе,
государственный секретарь барон Германсон и полковник Синклер, которые
находятся в самом тесном согласии друг с другом и явно хвалятся беспредельною к
себе доверенностью королевы. Во-вторых, окончательное истощение государственных
доходов, недостает денег на необходимые государственные потребности. В-третьих,
при настоящих вексельных замешательствах к немалому государственному разорению
служит оста-