системе, яко иностранный министр, не токмо прибирая себе партии, во все
внутренние дела мешается, но уже и до того приводит, чтоб и по делам Тайной
канцелярии вмешиваться: предается ее им. величеству во всевысочайшее
рассуждение, что наконец из того воспоследовать может?»
Шетарди хвалился, что он написал проект ответа, какой должен быть послан
генералу Кету в Швецию по тамошним делам, что пред собранием совета по
иностранным делам он совещался с своими приятелями, как бы провести свой план,
и план был действительно проведен с некоторыми прибавлениями. Бестужев
замечает: «Что иностранный министр российско-императорскому генералу, а ныне
яко и министру, ответ (чем указ разумеется) сам проектовал и сочинял, толь
весьма непонятно, что о тех следствиях, которые из того воспоследовать могут,
ум и разум их восходит рефлексию учинить. О таком в свете неслыханном деле,
чтоб от иностранного министра наставление принимать, как по его видам в советах
поступать, еще примеру нет; а чему такие персоны, которые тайности открывают,
достойны и какого впредь от такого собранного совету ее им. величеству и
государству пользы ожидать можно, во всевысочайшее рассуждение подвергается.
Неслыханное в свете дело, чтоб в совете по проекту иностранного министра
оканчивалось и все, что в оном прибавлено или происходило, ему точно известно.
Генерал Скейт в сомнении будет, по каким указам ему исполнять: по отправленным
ли из коллегии Иностранных дел или, как по Ше-тардиеву составлению, о
сантиментах
ее им. величества ему знать дается». Шетарди писал, что Елизавета будет
поступать вопреки собственным интересам, если не расстанется со своим
вице-канцлером, который признает спасение России только в союзе с морскими
державами, королевою венгерскою, королем Августом и их приверженцами, и без
всякого зазрения объявил себя против Франции, короля прусского и против всего
того, что держится французского и берлинского двора. На это Бестужев заметил в
оправдание своей политики: «Древняя российская и толь паче государя Петра
Великого система».
Но самое сильное оружие для себя Бестужев нашел в тех местах депеш, где
Шетарди
делает выходки против самой императрицы, будучи раздосадован тем, что Елизавета,
обращаясь с ним как нельзя лучше, однако, не входит в его планы и не жертвует
своим вице-канцлером в угоду франко-прусской партии. Шетарди жалуется постоянно
на слабость Елизаветы, на ее лень, отвращение к делам; она, по его словам,
принимает мнения своих министров только для того, чтоб избавиться от труда
думать; доброта ее – доброта, дурно понимаемая и основанная всегда на слепой
доверенности к другим. Елизавета имеет в виду одни удовольствия и желает мира
для того, чтоб беспрепятственно им предаться и тратить на них деньги,
поглощаемые войной. Любовь, чистый пустяк какой-нибудь, наслаждение переменять
четыре или пять раз в день туалет, удовольствие видеть себя внутри дворца
окруженною лакейством есть ее главное желание. Всякий человек выше тех, которые
ее окружают ежедневно, уже ее беспокоит; мысль о малейшем занятии ее пугает и
сердит. Лень и страх найти в новых министрах методу, не столько благоприятную
для ее распущенности, заставляют ее удерживать при себе вице-канцлера и т.п.
Все эти места из депеш были представлены Елизавете.
В мае императрица отправилась в другой раз к Троице, взявши с собою великого
князя, обеих принцесс Цербстских, Лестовка и Воронцова. Молодая принцесса
заметила, что с некоторого времени императрица холодно обращается с ее матерью.
Однажды у Троицы после обеда, когда великий князь пришел в комнаты принцесс,
императрица также вошла к ним и вызвала принцессу-мать в другую комнату, куда
за ними пошел и Листок. Великий князь и молодая принцесса уселись на окно
дожидаться возвращения старших. Ждали очень долго; наконец является Листок,
подходит к великому князю и принцессе, которые чему-то смеялись, и говорит:
«Ваше веселье сейчас прекратится». Потом, обратившись к принцессе, сказал:
«Укладывайте ваши вещи, вы немедленно отправитесь восвояси». «Отчего это?» –
спросил великий князь. «Узнаете после», – отвечал Листок и вышел. Потом вошла
императрица с рассерженным лицом, вся красная; за нею шла принцесса с красными
заплаканными глазами. Когда при их входе великий князь и молодая принцесса
спешили слезть с высокого окна, императрица рассмеялась, поцеловала их обоих и
ушла.
В связи с этой сценой была другая. 6 июня рано утром, в половине шестого
часа, на квартиру маркиза Шетарди явились генерал Ушаков, князь Петр Голицын,
двое чиновников Иностранной коллегии – Веселовский и Неплюев – и секретарь
коллегии Курбатов. Шетарди вышел к ним в парике и полушлафроке, и Ушаков
объявил ему, что прислан по указу ее им. величества для некоторого объявления.
Это объявление было прочитано Курбатовым и заключалось в том, что Ше-тарди
предписывалось выехать из Москвы в 24 часа. Шетарди потребовал доказательств,
на