союзницами России. До сих пор Воронцов действовал заодно с Бестужевыми.
Сильный своим приближением к императрице, родством с нею по жене, участием в
перевороте 25 ноября, дружбою с фаворитом Разумовским, Воронцов, естественно,
играл роль покровителя в отношении к Бестужевым, что и видно из переписки обоих
братьев с ним. Но теперь Алексей Петр. Бестужев стал канцлером, а Воронцов –
вице-канцлером, покровитель должен играть второстепенную роль подле
покровительствуемого, и стоило только Воронцову стать официально подле
Бестужева, как второстепенность, незначительность его роли обозначились резко в
глазах всех своих и чужих. Бестужев сделал все, Бестужев поборол противников
своей системы. Воронцову оставалось быть скромным спутником блестящей планеты,
но для его самолюбия это положение было тяжело, а тут искушения со всех сторон:
враги канцлера ухаживают за вице-канцлером, он теперь их единственная надежда,
им необходимо сделать его соперником ненавистного Бестужева, они утешают друг
друга тем, что Воронцов свергнет Бестужева; такие утешения не могут скрыться ни
от канцлера, ни от вице-канцлера и, естественно, кидают между ними нож.
Единственное средство для Воронцова выйти из подчиненного положения,
выделиться, получить самостоятельное значение, засветить собственным светом –
это породниться в мнениях с канцлером, а это легко и выгодно: недавно окончена
шведская война, ни императрица, ни большинство людей знатных не хотят новой
войны, а канцлер слишком рьян, он. непременно хочет употребить сильные
средства, двинуть войска, грозить ими Пруссии; легко сказать – двинуть войска:
чего это будет стоить и где взять денег? А если Пруссия не испугается одного
движения войск и нужно будет действительно начать войну? Для чего подвергаться
такой опасности? Изменять системы не нужно; можно помогать Австрии и Саксонии,
сдерживая Пруссию сильными представлениями. Такое мнение очень понравится
императрице и многим другим, а между тем нельзя было забыть и внушений Шетарди:
благоразумно ли вооружать против себя молодой двор, идя резко наперекор его
привязанностям? Елизавета может вдруг умереть…
Таким образом, Бестужев в проведении решительных мер против Пруссии должен
был встретить в своем товарище не помощника, но противника, который вначале
имел возможность действовать с успехом. Кампания 1743 года кончилась неудачно
для Фридриха II: он должен был очистить Богемию, а в январе 1745 года умер
союзник его император Карл VII, что еще более затруднило его положение. Еще в
конце 1744 года Фридрих II обратился к Елизавете с требованием помощи на
основании оборонительного союза; не надеясь, однако, чтобы это уж слишком
наглое требование было уважено, Фридрих велел Мардефельду просить императрицу
принять на себя посредничество для умирания Европы. Чернышев оставшийся один в
Берлине по отъезду Мхи. Петр. Бестужева в Дрезден, отвечал Подевильсу, что
императрица не считает себя обязанною помогать прусскому королю в этой войне,
которую он сам начал, тогда как никто на него не нападал, принять же на себя
посредничество для водворения мира в Европе она согласна. Поэтому 23 января в
Петербурге посланник Марии Терезии граф Розенберг был позван к государственному
канцлеру, который ему сообщил, что прусский король приглашает императрицу
принять на себя посредничество в примирении всех воюющих держав. Розенберг
должен был уверить свою государыню, что императрица будет ждать только ответа
от венского двора, чтобы приложить самое усердное старание о всеобщем
примирении и подать новые опыты своего высокопочитания ее величеству королеве.
Розенберг отвечал, что его государыня, предав свою судьбу в руки ее ампер.
величества, примет за благо все, что императрица ей ни изволит присоветовать,
будучи уверена, что такая правосудолюбительная монархиня не может одобрить
поведение прусского короля, частого нарушения им трактатов, также обиды и
разорения, причиненного им землям королевы.
Но в начале 1745 года Чернышев донес, что прусский двор желает одного –
выпутаться из этой войны с сохранением Силезии – и домогается посредничества
России с тою целью, чтобы эта держава, занявшись мирными соглашениями, не могла
предпринять ничего против Пруссии; притом берлинский двор представлял дело так,
как будто Россия сама предложила свое посредничество, без требования со стороны
Пруссии. Это произвело раздражение в Петербурге, которое усилилось, когда
узнали, что Турция предложила свое посредничество к умиранию Европы и что это
предложение сделано по внушениям Франции и Пруссии! Вследствие этого 30 марта
Чернышев получил от своего двора рескрипт с объявлением, что Мардефельду
отказано относительно посредничества. «Нам не для чего, – говорилось в
рескрипте, – такого авансу делать и посредство наше навяливать. Сверх же того,
когда с другой стороны не точи нам, но, как известно, в Гаге и Лондоне почти
подобные представления сделаны, да и Порта Оттоманская свое посредство пред-
